Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе

В 1911 году был продан венский дворец. Вся библиотека, стенная обшивка, паркет и осветительные приборы были перевезены в Кёнигсварт, где их частично встроили в комнату рядом с угловой гостиной. Возникло очаровательное помещение, и когда мы с Павлом были одни, мы часто обедали там, сидя за маленькими столиками у камина, где в прохладные вечера горел уютный огонь. При нажатии на кнопку потаённого механизма рядом с камином открывалась потайная дверь в виде высокой книжной полки, через которую можно было попасть прямо на лестничную площадку.

Мое французское воспитание достаточно сильно настроило меня против канцлера Меттерниха. Когда я потом жила в его личных владениях среди его вещей и его коллекций, его письменного наследия, это мнение изменилось полностью.

Личность Меттерниха осталась, вероятно, для узколобых историков XIX века полностью непонятой. Они, как правило, находились под влиянием подъема идей национализма и либерализма. Он в свою очередь не придавал большого значения их оценкам, считая их преходящими, временными. Канцлер утверждал, что он родился либо слишком рано, либо слишком поздно, чтобы быть понятым ими. Всё-таки было не так легко, как думали эти люди, сохранить на европейском континенте мир почти в течение целой человеческой жизни.

Как и многие государственные деятели своего времени, Меттерних относился к важнейшим делам с кажущейся легкостью и, наоборот, посвящал делам светским – устройству бала, например, – преувеличенное внимание. Он питал глубокое недоверие к абстрактным политическим теориям и считал политическое развитие длительным процессом. Он также утверждал, что слишком часто многими политиками упускаются из виду два элементарных фактора: история и география. Его семья была родом с земель по реке Мозель, но длительная служба членов семьи – из поколения в поколение – на высоких церковных должностях и при императоре Священной Римской империи привела их к более широкому, всеобъемлющему пониманию европейской политики, чем это было свойственно обыкновенно подданным мелких княжеств.

Он испытывал отвращение к постоянно проявляющейся немецкой страсти к «ясным положениям», которая вела к катастрофическим «конечным результатам»: к бесцеремонности и беспощадности власть имущих и к презренной покорности лишённых власти. Его способность убеждать других помимо их воли порождала, вероятно, недовольство, так как он сам с гордостью говорил, что «никогда не прекращал убеждать, пока не слышал собственных слов из уст противника».

Хотя его дальновидные взгляды 1815 года в 1848 году были устаревшими, Меттерних оставался последовательным, никогда не теряя из виду свою цель: бывшую габсбургскую власть во главе германской империи заменить влиянием Австрии в Германском союзе в качестве противовеса Пруссии. Он считал это равновесие основой мира в Европе.

В отличие от некоторых его современников, которые вызывают у сегодняшних историков большое понимание, он не нарушал своей верности принципам и не брал взяток.

Его терпение и работоспособность были, по-видимому, столь же ошеломляющими, как и широта и многосторонность его интересов. В музее содержалась библиотека с тридцатью тысячами великолепно переплетённых книг, многие снабжены замечаниями, сделанными его рукой, и книги эти касаются любой из мыслимых областей знаний, включая естествознание, историю и археологию. Там находились также коллекции офортов, медалей, монет, оружия, а также различнейших редкостей – от кольца и молитвенника Марии-Антуанетты и крошечной туфельки мадам Тальони до женского волоса длиной в три метра. Императрица Мария-Луиза, вторая супруга Наполеона, после смерти своего сына, герцога Рейхштадтского, послала канцлеру некоторые памятные вещи: трость умершего, его умывальник, кольцо.

Меттерних использовал, вероятно, любую возможность для написания писем, а поскольку он любил окружать себя красивыми вещами, то письменные столы в каждой комнате были столь же разнообразны, сколь красивы. Казалось, они соответствовали любому его настроению – от дамских secretaires с тонкими витыми ножками до двустороннего письменного стола в маленькой библиотеке, за которым он и его секретарь проводили много часов в работе над докладами.