Женщина в белом

I have to assert, with the whole force of my conviction, that the one weak place in my scheme would never have been found out if the one weak place in my heart had not been discovered first.	Мне остается только с полной убежденностью добавить, что единственное слабое место в моей затее никогда не было бы обнаружено, если б в сердце моем не было единственной моей слабости...
Nothing but my fatal admiration for Marian restrained me from stepping in to my own rescue when she effected her sister's escape.	Только мое роковое преклонение перед Мэриан побудило меня не вмешаться, когда она устроила побег своей сестры.
I ran the risk, and trusted in the complete destruction of Lady Glyde's identity.	Я пошел на этот риск, зная, что личность леди Глайд никогда не сможет быть установлена.
If either Marian or Mr. Hartright attempted to assert that identity, they would publicly expose themselves to the imputation of sustaining a rank deception, they would be distrusted and discredited accordingly, and they would therefore be powerless to place my interests or Percival's secret in jeopardy.	Если бы Мэриан или Хартрайт попытались добиться этого официальным путем, их заподозрили бы в отъявленном мошенничестве с корыстными целями, им никогда не поверили бы, они были бы бессильны нанести удар моим интересам и публично разоблачить тайну Персиваля.
I committed one error in trusting myself to such a blindfold calculation of chances as this.	Я слепо рискнул - и не вмешался. Это было моей первой ошибкой.
I committed another when Percival had paid the penalty of his own obstinacy and violence, by granting Lady Glyde a second reprieve from the mad-house, and allowing Mr. Hartright a second chance of escaping me.	После того как Персиваль пал жертвой собственного упрямства и горячности, вторая моя ошибка заключалась в том, что я, к глубокому моему прискорбию, позволил леди Глайд вторично избежать сумасшедшего дома, а мистеру Хартрайту - уйти от меня.
In brief, Fosco, at this serious crisis, was untrue to himself.	В эту критическую минуту Фоско изменил самому себе.
Deplorable and uncharacteristic fault!	Прискорбная и столь нехарактерная для него ошибка!
Behold the cause, in my heart-behold, in the image of Marian Halcombe, the first and last weakness of Fosco's life!	Причина этой ошибки, погребенная на самом дне моего сердца, кроется в Мэриан Голкомб - первой и последней слабости в жизни Фоско!
At the ripe age of sixty, I make this unparalleled confession.	В зрелом, шестидесятилетнем возрасте я громогласно делаю это беспримерное признание.
Youths! I invoke your sympathy.	Юноши, я взываю к вашему сочувствию!
Maidens! I claim your tears.	Девушки, я надеюсь на ваши слезы!
A word more, and the attention of the reader (concentrated breathlessly on myself) shall be released.	Еще одно слово, и я перестану приковывать к себе внимание читателя (напряженно сосредоточенное на мне).
My own mental insight informs me that three inevitable questions will be asked here by persons of inquiring minds.	Моим безошибочным инстинктом я угадываю, что у людей с пытливым умом должны возникнуть три неизбежных вопроса.
They shall be stated-they shall be answered.	Задавайте их мне - я отвечу!
First question.	Первый вопрос.