Женщина в белом

– О миссис Майклсон, сердце мое разрывается от беспокойства за мою сестру, и нет никого, с кем я могла бы посоветоваться! Как по-вашему, мистер Доусон ошибается? Сегодня утром он мне сказал, что нам совершенно нечего опасаться, а посему нет никакого смысла посылать за другим доктором.

– При всем моем уважении к мистеру Доусону, – отвечала я, – на месте вашей светлости я бы не стала пренебрегать советом графа.

Леди Глайд вдруг отвернулась от меня с таким отчаянием, какого я никак не ожидала увидеть.

– Его совет! – прошептала она вполголоса. – Господь всемогущий, спаси и сохрани нас! Его совет!..

Насколько мне помнится, графа не было в Блэкуотер-Парке около недели.

По-видимому, сэр Персиваль тяжело переживал отсутствие его сиятельства и, как мне показалось, выглядел очень обеспокоенным и подавленным болезнью и несчастьями в доме. Иногда он был до того встревожен – все бродил по дому из угла в угол или без устали слонялся по парку, – что я не могла не замечать этого. Он всегда чрезвычайно заботливо осведомлялся о мисс Холкомб и леди Глайд (слабое здоровье которой, очевидно, искренне тревожило его). Мне думается, что сердце его в значительной мере смягчилось. Если бы в это время около него был какой-нибудь благочестивый друг (такого друга он нашел бы в моем дорогом покойном муже), в характере сэра Персиваля, судя по всему, непременно произошел бы нравственный перелом. Имея за плечами опыт собственной счастливой семейной жизни, я редко ошибаюсь в подобных случаях.

Ее сиятельство графиня, единственная, кто мог теперь составить сэру Персивалю компанию в нижней части дома, по правде сказать, обращала на него мало внимания, впрочем, может статься, это он не обращал на нее внимания. Постороннему человеку, пожалуй, могло даже показаться, что они стараются избегать друг друга. Разумеется, все было совсем не так. И однако же, то и дело случалось, что графиня, отобедав во время более пригодное для позднего завтрака, проводила свои вечера наверху, в спальне больной, хотя миссис Рюбель полностью взяла на себя обязанности сиделки, и эта необходимость отпала. Сэр Персиваль обедал в одиночестве, и я сама слышала, как Вильям, один из неливрейных лакеев, заявил при мне однажды, что его господин стал есть вполовину меньше, а пить вдвое больше прежнего. Обычно я не придаю значения подобным дерзким замечаниям прислуги. Но при этих словах я тут же сделала слуге внушение и, прошу поверить, в подобных обстоятельствах непременно снова поступила бы так же.

В течение следующих нескольких дней, к нашей радости, мисс Холкомб, как нам всем показалось, стало гораздо лучше. Наша вера в мистера Доусона воскресла. По всей видимости, он и сам был совершенно уверен в выздоровлении больной, поскольку, когда леди Глайд заговорила с ним о болезни мисс Холкомб, он заверил ее, что сам первый бы предложил послать за другим врачом, если бы у него возникла хоть маленькая толика сомнения на сей счет.

Не успокоили слова доктора только графиню. Она сказала мне по секрету, что по-прежнему тревожится за мисс Холкомб в связи с лечением, предписанным доктором Доусоном, и что с нетерпением ждет мнения своего супруга относительно состояния больной, которое тот сможет высказать по возвращении. А вернется он, как сообщалось в его письмах ей, через три дня. Граф и графиня писали друг другу каждое утро. В этом, как и во всех других отношениях, они могли бы послужить образцом для многих супружеских пар.

На третий день вечером я заметила перемену в состоянии здоровья мисс Холкомб, и эта перемена чрезвычайно встревожила меня. Не укрылась она и от глаз миссис Рюбель. Мы ничего не сказали леди Глайд, которая в это время спала на кушетке в будуаре, совершенно истощенная усталостью.

Мистер Доусон приехал в этот вечер позднее, чем обычно. Я увидела, что доктор изменился в лице, едва взглянув на свою пациентку. Он выглядел очень смущенным и встревоженным, но старался скрыть это. Тотчас послали верхового к нему домой за лекарствами, комнату опрыскали дезинфицирующими препаратами и по приказанию доктора приготовили для него в доме постель.

– Разве лихорадка стала заразной? – шепнула я ему.

– Боюсь, что да, – ответил он. – Утром все станет ясно.

По распоряжению мистера Доусона мы держали леди Глайд в неведении относительно происшедшей перемены к худшему в состоянии мисс Холкомб. Он самолично категорически запретил леди Глайд входить в эту ночь в спальню к больной ввиду ее собственного нездоровья. Она пыталась было возражать – такая печальная сцена, – но доктора поддерживал его авторитет лечащего врача, и он сумел настоять на своем.

На следующее утро, в одиннадцать часов, одного из слуг послали в Лондон с письмом к столичному врачу и с приказом вернуться обратно с этим новым доктором первым же поездом. Через полчаса после отъезда посыльного в Блэкуотер-Парк вернулся граф.