Женщина в белом

Я начала подниматься по лестнице. Мы бедные, заблудшие создания, и, как бы ни были непоколебимы принципы женщины, она не всегда может устоять перед праздным любопытством. Стыдно признаться, но на этот раз праздное любопытство восторжествовало над моими незыблемыми принципами и внушило мне желание узнать, что значил вопрос, который сэр Персиваль задал своему благородному другу, выглянув из библиотеки. Кого граф надеялся найти во время своих утренних ученых прогулок по Блэкуотер-Парку? Определенно – женщину, судя по словам сэра Персиваля. Я ни на секунду не заподозрила его сиятельство графа в каком бы то ни было неприличном поступке или поведении – я слишком хорошо знала его высоконравственный характер. Единственный вопрос, который я задавала сама себе: нашел ли он ее?

Продолжаю. Ночь прошла, снова не принеся никаких положительных перемен в состоянии мисс Холкомб. На следующий день ей стало немного лучше. А еще через день после этого ее сиятельство графиня, никому не объяснив цели своей поездки, во всяком случае в моем присутствии, уехала с утренним поездом в Лондон. Ее благородный супруг, со всей присущей ему внимательностью, проводил ее на станцию.

Теперь я осталась ухаживать за мисс Холкомб совершенно одна, к тому же существовала очень большая вероятность того, что вскоре мне пришлось бы ухаживать еще и за леди Глайд, по-прежнему не желавшей отходить от постели больной.

Единственным важным событием в тот день стала очередная неприятная стычка, происшедшая между доктором и графом.

Вернувшись со станции, его сиятельство поднялся в будуар мисс Холкомб, чтобы справиться о ее здоровье. Я вышла из спальни поговорить с ним, в то время как мистер Доусон и леди Глайд оставались с больной. Граф засыпал меня вопросами относительно лечения и симптомов болезни. Я сообщила ему, что лечение было так называемым физиологическим, а симптомы в промежутках между вспышками лихорадки указывали на растущую слабость и полный упадок сил. Едва я закончила говорить, как из спальни вышел мистер Доусон.

– Доброе утро, сэр, – обратился его сиятельство к доктору, желая задержать последнего, самым изысканным образом, с той аристократической настойчивостью, против которой невозможно было устоять. – Я очень боюсь, что и сегодня вы не обнаружили никаких признаков улучшения, да?

– Напротив. Я определенно нахожу перемену к лучшему в состоянии больной.

– Вы по-прежнему настаиваете на вашем методе лечения лихорадки?

– Я настаиваю на лечении, проверенном на моем собственном профессиональном опыте.

– Позвольте мне задать вам один лишь вопрос касательно данного предмета, вашего пресловутого профессионального опыта, – заметил граф. – Я не осмеливаюсь больше советовать, я осмелюсь только спросить. Сэр, вы живете так далеко от крупнейших центров научной деятельности – от Лондона и Парижа. Доводилось ли вам когда-либо слышать о том, что лихорадку успешно и разумно лечат, подкрепляя ослабевшего пациента бренди, вином, нашатырным спиртом и хиной? Достигала ли ваших ушей эта новая ересь высочайших медицинских светил? Да или нет?

– Если бы этот вопрос задавал мне врач-профессионал, я бы с удовольствием ответил на него, – сказал доктор, открывая дверь, чтобы выйти. – Однако вы не врач, так что простите, но я отказываюсь отвечать вам.

Получив столь незаслуженную и грубую пощечину, граф, как истый христианин, кротко подставил другую щеку и самым любезным образом произнес:

– До свидания, мистер Доусон.

Если бы мой покойный дорогой супруг имел счастье познакомиться с его сиятельством, как высоко он и граф оценили бы друг друга!

Ее сиятельство графиня вернулась с последним поездом и привезла с собой сиделку из Лондона. Представили мне эту особу как миссис Рюбель. Ее внешность и ломаный английский язык выдавали в ней иностранку.