Женщина в белом

В то время я не вела записей, а посему не могу с точностью назвать даты, но, думаю, я не сильно ошибусь, если скажу, что опасная болезнь мисс Холкомб началась во второй половине или даже в последние десять дней июня. Час утреннего завтрака в Блэкуотер-Парке был поздним – иногда завтрак подавали даже в десять часов и никак не раньше половины десятого. В то утро, о котором я сейчас пишу, мисс Холкомб, а она обычно первая спускалась в столовую, не сошла вниз. После четверти часа ожидания за ней послали старшую горничную – та выбежала из комнаты мисс Холкомб страшно перепуганная. Я встретилась с ней на лестнице и тотчас же вошла в спальню мисс Холкомб, чтобы посмотреть, в чем дело. Бедная леди была не в состоянии говорить со мной. В горячечном состоянии, словно помешанная, она ходила по комнате с пером в руке. Леди Глайд (так как я больше не служу у сэра Персиваля, будет вполне прилично, если я стану называть мою бывшую госпожу по имени, а не «миледи») первая прибежала к ней из своей спальни. Она была так взволнована и огорчена, что едва ли могла чем-либо помочь. Почти сразу же наверх поднялись граф Фоско и его супруга, оба они очень старались оказаться полезными и были чрезвычайно добры. Ее сиятельство графиня помогла мне уложить мисс Холкомб в постель. Его сиятельство граф остался в будуаре, меня же он послал за домашней аптечкой, чтобы приготовить мисс Холкомб лекарство и примочки для головы, дабы, не теряя времени до приезда доктора, начать сбивать у больной жар. Примочки мы приложили, но так и не смогли уговорить мисс Холкомб принять лекарство. Сэр Персиваль взял на себя обязанность послать за доктором. Он отправил грума верхом за ближайшим врачом – мистером Доусоном из Оук-Лоджа.

Не прошло и часа, как приехал мистер Доусон. Это был весьма почтенного вида пожилой человек, хорошо известный в округе, и мы крайне взволновались, узнав, что он считает болезнь мисс Холкомб очень опасной.

Его сиятельство граф любезно вступил в разговор с мистером Доусоном и с полной откровенностью высказал последнему свое суждение относительно болезни мисс Холкомб. На что мистер Доусон не слишком-то вежливо осведомился, является ли совет его сиятельства советом доктора, и, узнав, что это совет человека, изучавшего медицину непрофессионально, возразил, что не привык советоваться с врачами-любителями. Граф с поистине христианской кротостью улыбнулся и вышел из комнаты. Перед самым своим уходом он предупредил меня, что в случае надобности его можно будет найти в лодочном сарае на берегу озера. Зачем он туда отправился, не могу сказать. Однако же он ушел и не возвращался домой в течение всего дня, вплоть до семи часов вечера, времени обеда. Возможно, тем самым он хотел показать пример, что в доме следует соблюдать полнейшую тишину. Такой поступок совершенно в его характере! На всем белом свете вряд ли сыщется более внимательный синьор!

Мисс Холкомб провела очень тяжелую ночь: лихорадка то возвращалась, то снова отступала, и под утро вместо улучшения наступило ухудшение состояния больной. Так как под рукой в окрестностях не оказалось ни одной подходящей сиделки, ее сиятельство графиня и я взяли на себя обязанность поочередно дежурить у постели мисс Холкомб. Леди Глайд весьма неблагоразумно, впрочем, настаивала, что будет помогать нам. Ее нервы были так напряжены, а здоровье было так хрупко, что она не могла спокойно переносить треволнений из-за болезни мисс Холкомб. Она лишь причиняла себе вред, не будучи на самом деле полезной нам ни в малейшей степени. Мир не знал прежде более кроткой и нежной леди, но она непрестанно плакала и пугалась, и эти две слабости – слезы и страх – делали ее совершенно непригодной к уходу за мисс Холкомб.

Наутро о состоянии больной приходили осведомиться сэр Персиваль и граф Фоско.

Сэр Персиваль (расстроенный, осмелюсь предположить, огорчением своей жены и болезнью мисс Холкомб) выглядел крайне смущенным и обеспокоенным. Его сиятельство граф, напротив, всем своим видом выражал полнейшее самообладание и участие. В одной руке он держал соломенную шляпу, а в другой – книгу; я услышала, как он сказал сэру Персивалю, что снова пойдет на озеро заниматься. «В доме должна быть тишина, – заметил он. – И нам не следует курить здесь, пока мисс Холкомб больна. Ступайте по своим делам, а я пойду по своим. Когда я занимаюсь, я люблю быть один. Доброго дня, миссис Майклсон».