Женщина в белом

Сэр Персиваль не был столь же вежлив, – пожалуй, справедливее было бы сказать, что он не был столько же спокоен, чтобы попрощаться со мной с той же любезностью. Единственным человеком в доме, который, какими бы печальными ни казались обстоятельства, всегда обращался со мной как с дамой, был граф. Он вел себя как настоящий аристократ и был внимателен ко всем. Он проявил заботу даже по отношению к молодой горничной, которую звали Фанни, прежде бывшую у леди Глайд в услужении. Когда сэр Персиваль отказал ей от места, его сиятельство граф (который в тот момент показывал мне своих миленьких птичек) был так добр, что пожелал узнать, что с ней станется дальше, где она проведет остаток дня после ухода из Блэкуотер-Парка и так далее. Вот в таких-то маленьких, деликатных проявлениях человеческого внимания и становится очевидным превосходство аристократического происхождения. Я нимало не извиняюсь за то, что пускаюсь в эти подробности, которые могут хотя бы отчасти восстановить справедливость в отношении его сиятельства, чей характер, как мне известно, оценивается некоторыми излишне строго. Аристократ, способный относиться с почтением к даме, оказавшейся в моих несчастных обстоятельствах, и принимать отеческое участие в судьбе простой девушки-служанки, проявляет чувства и принципы слишком высокие, чтобы в них можно было сомневаться. Я не высказываю своего мнения – я лишь указываю на факты. Всю свою жизнь я стараюсь не осуждать никого, дабы и меня никто не осуждал. Одна из прекраснейших проповедей моего возлюбленного мужа написана именно на эту тему. Я постоянно перечитываю ее – проповедь эта была отпечатана по подписке прихожан, еще в первые дни моего вдовства, – и при каждом новом обращении к ней я извлекаю из нее все бо́льшую духовную пользу и назидание.

Мисс Холкомб все не становилось лучше, и вторая ночь прошла даже тяжелее, чем первая. Мистер Доусон постоянно находился при ней. Практические обязанности по уходу за больной были разделены между ее сиятельством графиней и мной. Леди Глайд тоже непременно хотела ухаживать за мисс Холкомб вместе с нами, хотя мы обе умоляли ее отдохнуть. «Мое место у постели Мэриан, – отвечала она на все наши увещевания. – Больна ли я, здорова ли, ничто и никто не заставит меня отойти от нее».

К полудню я сошла вниз, чтобы заняться моими ежедневными обязанностями по дому. Часом позже, возвращаясь в комнату мисс Холкомб, я увидела графа, который и в этот день снова уходил куда-то с самого раннего утра. Он вошел в холл в прекрасном расположении духа. В ту же минуту сэр Персиваль выглянул из библиотеки и нетерпеливым голосом обратился к своему благородному другу с таким вопросом:

– Нашли вы ее?

На широком лице его сиятельства графа расплылась благодушная улыбка, но в ответ он не произнес ни слова. Сэр Персиваль повернул голову и, заметив, что я подхожу к лестнице, устремил на меня самый грубый и злой взгляд из всех, которые мне доводилось видеть раньше.

– Войдите сюда и расскажите мне все, – сказал он графу. – Когда в доме есть женщины, они вечно снуют по лестнице то вверх, то вниз…

– Мой дорогой Персиваль, – ласково остановил его граф, – у миссис Майклсон есть свои обязанности, и она превосходно исполняет их. Пожалуйста, отдайте ей в этом справедливость так же искренне, как делаю это я! Как наша страдалица, миссис Майклсон?

– Ей не лучше, милорд, к моему сожалению.

– Печально, весьма печально! – заметил граф. – Вы выглядите очень утомленной, миссис Майклсон. Определенно, пора уже, чтобы кто-нибудь помог вам и моей жене ухаживать за больной. Думаю, что смогу оказать в этом содействие. Обстоятельства вынуждают мадам Фоско отправиться в Лондон завтра или послезавтра. Она уедет утром, а вернется ближе к ночи и привезет с собой вам в помощь сиделку, превосходного поведения и очень опытную, которая сейчас ни у кого не служит. Моя жена знает эту женщину как человека вполне надежного. Только, пожалуйста, до ее приезда ничего не говорите о ней доктору, ибо он отнесется неприязненно к любой сиделке, рекомендованной мной. Когда она появится в этом доме, то сможет на деле показать все свои умения, и мистеру Доусону придется признать, что нет никаких причин отказываться от ее услуг сиделки. Согласится с этим и леди Глайд. Прошу вас, засвидетельствуйте леди Глайд мое глубокое почтение и искренние симпатии.

Я стала было благодарить его сиятельство за его доброту и внимание, но сэр Персиваль резко прервал меня, позвав своего благородного друга (с прискорбием должна отметить, что при этом он употребил неприличное выражение) в библиотеку, дабы тот не заставлял его ждать дольше.