Женщина в белом

Графиня по собственному почину немедленно отвела его взглянуть на больную. Со своей стороны я не усмотрела ничего неприличного в этом ее поступке. Его сиятельство был человеком женатым, к тому же по возрасту он годился мисс Холкомб в отцы, да и осматривал бы он больную в присутствии ее родственницы – тетки леди Глайд. Мистер Доусон тем не менее воспротивился против его присутствия в спальне мисс Холкомб, хотя мне было совершенно ясно, что на этот раз он слишком сильно обеспокоен происходящим, чтобы оказать серьезное сопротивление.

Бедная страдалица никого вокруг себя не узнавала. Казалось, она принимает друзей за врагов. Когда граф подошел к ее постели, взгляд ее, до тех пор беспрестанно блуждающий по комнате, ни на чем подолгу не задерживаясь, остановился на нем с выражением такого ужаса, которого мне не забыть до скончания века. Граф опустился на стул подле мисс Холкомб, пощупал ей пульс и приложил ладонь ко лбу, очень внимательно посмотрел на нее, а потом обернулся к доктору с таким негодованием и презрением, что слова замерли на губах мистера Доусона, и на минуту тот застыл, побледнев от гнева и беспокойства, в совершеннейшем безмолвии.

Потом его сиятельство взглянул на меня и поинтересовался:

– Когда наступило ухудшение?

Я рассказала.

– После этого леди Глайд заходила сюда?

Я отвечала, что не заходила, так как доктор категорически запретил ей посещать больную еще вчера вечером и сегодня утром снова повторил свое приказание.

– А вас и миссис Рюбель поставили в известность, до какой степени опасна эта болезнь? – прозвучал следующий вопрос.

Я отвечала, что мы знали, что болезнь, возможно, стала заразной.

Он прервал меня прежде, чем я успела еще что-либо добавить.

– Это тиф! – сказал он.

Пока между нами происходил обмен этими вопросами и ответами, мистер Доусон пришел в себя и обратился к графу со своей обычной твердостью.

– Это не тиф, – резко возразил он. – Я протестую против вашего вмешательства, сэр. Кроме меня, никто не имеет права задавать здесь вопросы. Я сделал все от меня зависящее, чтобы…

Граф прервал его, но не словами, он лишь указал на постель больной. Это молчаливое возражение, обесценивавшее старания доктора, еще больше рассердило мистера Доусона.

– Я сказал, что сделал все от меня зависящее, – повторил он. – Мы отправили посыльного в Лондон за другим врачом. С ним я и проконсультируюсь относительно природы данной лихорадки, и больше ни с кем. Я настаиваю, чтобы вы покинули эту комнату.

– Я вошел в эту комнату, сэр, в силу священных интересов человеколюбия, – возразил граф. – И если ожидаемый нами доктор запоздает с приездом, я по той же причине снова войду сюда. Предупреждаю вас еще раз: лихорадка переросла в тиф и именно ваше лечение привело к этой плачевной перемене. Если эта несчастная леди умрет, я буду свидетельствовать в суде, что причиной ее смерти стали ваше невежество и упрямство.

Прежде чем мистер Доусон ответил ему, а граф вышел из спальни мисс Холкомб, дверь из будуара отворилась, и мы увидели на пороге леди Глайд.

– Я должна войти и войду, – сказала она с необычной для себя решительностью.

Вместо того чтобы остановить ее, граф пропустил ее в спальню, а сам вышел в будуар. Не забывающий никогда и ничего ни при каких обстоятельствах, на этот раз граф, вероятно изумленный ее неожиданным появлением, очевидно, позабыл об опасности тифа и о настоятельной необходимости предостеречь леди Глайд от заражения им.

К моему удивлению, мистер Доусон проявил большее присутствие духа. Он остановил ее светлость, едва та сделала первый шаг по направлению к постели больной.

– С искренним огорчением, – сказал он, – я должен предупредить вас, что, боюсь, болезнь может оказаться заразной. И пока я не удостоверюсь, что это не так, умоляю вас не входить к мисс Холкомб.

С минуту леди Глайд постояла в сомнении, как ей поступить, и вдруг вскинула руки и упала в обморок. Графиня и я взяли ее от доктора и отнесли в ее собственную спальню. Граф пошел за нами и оставался ждать в коридоре, пока я не вышла от леди Глайд и не сообщила ему, что мы сумели привести ее в чувства.

Я вернулась к доктору, чтобы передать ему, таково было желание леди Глайд, что она настаивает на немедленном разговоре с ним. Он поспешил успокоить волнение ее светлости относительно состояния ее сестры и уверить ее, что доктор из Лондона должен приехать в течение нескольких часов. Эти часы тянулись очень медленно. Сэр Персиваль и граф сидели вместе внизу и время от времени справлялись о состоянии больной. Наконец между пятью и шестью часами, к нашей великой радости, доктор приехал.