Женщина в белом

Во-первых, я хочу сказать, что, по моему глубокому убеждению, на графа Фоско не может быть возложена вина ни за какие из только что описанных мной происшествий. Как мне стало известно, поведение его сиятельства вызвало ужасное подозрение, на основе которого против него выдвинуто серьезное обвинение. Однако моя убежденность в невиновности графа остается непоколебимой. Если он и помог сэру Персивалю отослать меня в Торкей, он поступил так, будучи во власти заблуждения, за которое его, как иностранца, незнакомого с нашими обычаями, нельзя обвинять. Если он и имеет отношение к появлению миссис Рюбель в Блэкуотер-Парке, то в том, что эта иностранная особа проявила себя так низко, когда согласилась поспособствовать обману, придуманному и исполненному хозяином дома, скорее можно увидеть несчастную судьбу графа, чем его вину. Руководствуясь исключительно интересами нравственности, я протестую против необоснованного и бездоказательного подозрения, тень которого легла на графа.

Во-вторых, я хочу выразить мое сожаление о том, что никак не могу вспомнить, в какой именно день леди Глайд уехала из Блэкуотер-Парка в Лондон. Мне сказали, что очень важно установить точную дату этого печального путешествия, и потому я изо всех сил напрягала свою память, пытаясь это вспомнить, но тщетно. Сейчас я могу припомнить только, что это было в последних числах июля. Всем известно, как трудно по истечении некоторого времени вспомнить какое-нибудь число, если оно не было предварительно записано. В моем случае это затруднение многократно усугубляется теми тревожными и путаными событиями, которые происходили во время отъезда леди Глайд. Искренне сожалею, что не вела тогда дневника. Искренне сожалею, что это число не запечатлелось в моей памяти так же ярко, как лицо моей бедной госпожи, печально глядевшей на меня из окна вагона в миг нашего прощания.

Рассказ продолжают разные лица

1. Свидетельство Эстер Пинхорн, кухарки, состоящей в услужении у графа Фоско (записано с ее собственных слов)

С сожалением должна сказать, что я никогда не училась ни читать, ни писать. Всю свою жизнь я была работящей и покладистой женщиной. Я знаю, что грешно и постыдно говорить то, чего не было, и потому буду искренне остерегаться лжи на этот раз. Я по чистой совести расскажу все, что мне известно, и покорнейше прошу джентльмена, который записывает мои слова, поправлять мои выражения, как то следует сделать, и простить мне мою неученость.

Прошлым летом мне случилось остаться без места (не по моей вине), и я услышала, что в доме номер пять по Форест-Роуд в Сент-Джонс-Вуде требуется кухарка. Меня взяли на это место на испытательный срок. Господина моего звали Фоско. Хозяйка была англичанкой. Он был графом, а она графиней. Когда я поступила к ним, на службе у них состояла еще одна девушка, выполнявшая работу горничной. Не будучи аккуратной и чистоплотной, она была вполне безвредной. Мы с ней были единственными служанками в доме.

Наши хозяин с хозяйкой приехали уже после того, как я поступила на службу, и, как только они приехали, нам сообщили, что в скором времени из деревенского имения ожидаются гости.

В гости должна была приехать племянница хозяйки, и мы приготовили для нее на втором этаже спальню с видом на задний двор. Моя хозяйка упомянула, что леди Глайд (так ее звали) слаба здоровьем и что в этой связи я должна более тщательно отнестись к готовке блюд. Насколько я помню, леди Глайд ожидали в тот же день, впрочем я не стала бы полагаться в этом на свою память. С прискорбием должна я сказать, что меня бесполезно спрашивать про числа, даты и тому подобное. Будучи женщиной трудолюбивой и неученой, из всех прочих дней я выделяю только воскресенья. Все, что я знаю, это что леди Глайд приехала и сразу же, как приехала – вот уж это наверняка, – страшно перепугала нас всех! Мне неизвестно, как и когда хозяин привез ее, я была очень занята в это время работой. Но, думается, они приехали в полдень; горничная открыла им двери и проводила в гостиную. После ее возвращения на кухню мы провели там совсем немного времени вместе, когда до нас сверху донесся какой-то шум и суматоха, тут же, как бешеный, зазвонил колокольчик в гостиной и послышался голос хозяйки, звавший нас на помощь.

Мы обе помчались наверх, и там, в гостиной, мы увидели леди: она лежала на софе, мертвенно-бледная, с крепко сжатыми кулаками и упавшей на одно плечо головой. Она чего-то вдруг испугалась, сказала нам хозяйка, а хозяин, добавил, что с ней случился судорожный припадок. Я побежала отыскивать доктора, так как знала эти места лучше всех в доме. Ближайшими докторами были работавшие вместе, как партнеры, Гудрик и Гарт, которые, как я слышала, пользовались хорошей репутацией и у которых была обширная клиентура по всему Сент-Джонс-Вуду и его окрестностям. Мистера Гудрика я застала дома, и он тотчас же пошел со мной.