Женщина в белом

– Но разве нельзя, – возразил я, – при известном терпении и настойчивости собрать новые доказательства? У меня и мисс Холкомб есть несколько сотен фунтов…

Он взглянул на меня с плохо скрываемой жалостью и покачал головой.

– Давайте теперь посмотрим на это дело, мистер Хартрайт, с вашей точки зрения, – сказал он. – Если вы правы насчет сэра Персиваля Глайда и графа Фоско (заметьте, я не разделяю ваше мнение), на вашем пути к новым доказательствам возникнут все мыслимые и немыслимые препятствия. Вам придется столкнуться с юридическими трудностями и задержками, ибо каждый пункт в вашем деле будет систематически оспариваться, и к тому времени, как мы истратим многие тысячи вместо сотен, окончательный результат, по всей вероятности, будет не в нашу пользу. Вопрос установления личности, когда в деле имеет место внешнее сходство между двумя людьми, сам по себе относится к числу трудноразрешимых, даже будучи не столь запутанным, как случай, о котором мы с вами сейчас говорим. Я, право, не вижу, каким образом можно было бы пролить свет на эту необыкновенную историю. Допустим, женщина, похороненная на лиммериджском кладбище, – не леди Глайд, но при жизни, по вашим собственным словам, она была так похожа на ту, другую, что мы ничего не докажем, даже если получим разрешение вскрыть могилу и извлечь из нее тело. Одним словом, мистер Хартрайт, у вас нет оснований для начала дела, совершенно никаких оснований.

Мне пришлось признать, что оснований для передачи дела в суд и правда нет. Переменив собственное мнение, я снова обратился к нему.

– Но разве нет других доказательств, которые мы могли бы представить, помимо прямого установления личности леди Глайд? – спросил я.

– Не в сложившихся обстоятельствах, – возразил он. – Одно из самых простых и убедительных доказательств – сопоставление дат, – насколько я понимаю, находится вне вашей досягаемости. Если бы вы могли продемонстрировать несоответствие между датой, указанной в свидетельстве о смерти, и датой прибытия леди Глайд в Лондон, дело приняло бы совсем иной оборот, и я первый сказал бы: «Начнем!»

– Эту дату можно еще установить, мистер Кирл.

– В тот день, когда вы ее установите, мистер Хартрайт, ваше дело можно будет передать в суд. Если у вас уже сейчас есть какие-либо соображения, как этого добиться, скажите мне, и посмотрим, быть может, я смогу вам что-то посоветовать.

Я задумался. Ни домоправительница, ни Лора, ни Мэриан не могли нам в этом помочь. По всей вероятности, единственными людьми на земле, кто знал эту дату, были сэр Персиваль и граф Фоско.

– В настоящее время я не знаю, каким способом установить эту дату, – сказал я, – потому что не могу придумать, кто еще может знать ее, кроме графа Фоско и сэра Персиваля Глайда…

На спокойном, внимательном лице мистера Кирла в первый раз появилась улыбка.

– Судя по тому, какое мнение вы составили себе об этих двух джентльменах, – сказал он, – полагаю, вы не рассчитываете на их помощь? Если они мошенническим путем завладели большой суммой денег, то едва ли сознаются в этом.

– Их могут заставить сознаться, мистер Кирл.

– Но кто?

– Я.

Мы оба встали. Он внимательно посмотрел мне в лицо, с гораздо более очевидным интересом, чем проявлял к моей скромной персоне раньше. По-видимому, я слегка озадачил его.

– Вы очень решительны, – сказал он. – Без сомнения, у вас для этого есть личные мотивы, о которых я не имею права расспрашивать. Могу только сказать, что, если в будущем вы изыщете возможность начать процесс, я буду к вашим услугам. В то же время я должен предупредить вас, поскольку вопрос денег почти всегда является неотъемлемой частью дел, переданных в суд: даже если вы в конечном счете докажете тот факт, что леди Глайд жива, едва ли есть надежда вернуть ее состояние. Итальянец, скорее всего, покинет страну прежде, чем процесс начнется, а долги сэра Персиваля так многочисленны, что почти вся сумма, которой он располагал, должно быть, перешла от него к его кредиторам. Вам, разумеется, известно…

Тут я прервал его.

– Позвольте мне просить вас не обсуждать со мной дела леди Глайд, – сказал я. – Я ничего не знал о них прежде, ничего не знаю и теперь, разве что она потеряла все свое состояние. Вы правы, полагая, что у меня есть особые причины принимать участие в ее судьбе. Я желал бы, чтобы эти причины всегда были лишены корысти, как и теперь.

Он хотел было вмешаться и объясниться. Я же, почувствовав, что он сомневается в моих словах, разгорячился и продолжал резко, не слушая его.