Женщина в белом

Я видел, как пожарные медленно брали верх над огнем. Языки пламени уменьшались и тускнели, дым поднимался к небу белыми клубами; сквозь него виднелись красно-черные груды тлеющих углей на полу ризницы.

Затем работы по тушению пожара остановились, и пожарные вместе с полицейскими, заграждавшими проход в ризницу, приблизились к двери, посовещались о чем-то шепотом, после чего двое мужчин отделились от остальных и прошли через толпу за церковную ограду. В мертвом молчании люди расступились по сторонам, чтобы дать им пройти.

Спустя какое-то время толпа снова дрогнула и медленно образовала живой проход. Двое мужчин возвращались обратно с дверью, сорванной с петель в одном из пустующих домов. Они внесли ее в ризницу. Полицейские вновь преградили проход, и мужчины, отделяясь от толпы, приближались к ним по двое, по трое, стараясь заглянуть им через плечо, чтобы первыми увидеть, что происходит. Другие стояли подле них, чтобы первыми услышать. Среди последних в основном были женщины и дети.

Вести из ризницы начали облетать толпу – медленно переходя из уст в уста, они наконец дошли и до того места, где стоял я. Со всех сторон я слышал вопросы и ответы, которые снова и снова повторяли глухие, взволнованные голоса.

– Его нашли?

– Да.

– Где?

– У двери, он лежал ничком.

– У какой двери?

– У той, что ведет в церковь. Он лежал ничком, головой к двери.

– А лицо сгорело?

– Нет.

– Да, сгорело.

– Нет, только обгорело. Я же говорю, он лежал ничком.

– А кто это такой? Говорят, лорд.

– Нет, не лорд. Сэр, что ли. Сэр – значит рыцарь.

– И еще баронет.

– Нет.

– Да.

– А что ему здесь понадобилось?

– Ничего хорошего, уж поверь!

– Нарочно он это сделал?

– Поджег себя нарочно?!.

– Да я не его самого имею в виду, а ризницу.

– Очень страшно смотреть на него?

– Страшно!

– А лицо?

– Нет, лицо ничего.

– Нет, нет, лицо не сильно обожжено.

– Кто-нибудь его знает?

– Вон тот человек утверждает, что знает.

– Кто он?

– Говорят, его слуга. Но он будто бы тронулся умом, и полиция ему не верит.

– А больше никто не знает, кто он такой?

– Ш-ш! Тише.

В одно мгновение громкий, четкий голос кого-то из полисменов заставил утихнуть глухой ропот вокруг меня.

– Где джентльмен, который пытался спасти его? – сказал голос.

– Здесь, сэр, вон он! – Десятки взволнованных лиц повернулись ко мне, десятки рук раздвинули толпу, полицейский подошел ко мне, с фонарем в руках.

– Пожалуйте сюда, сэр, – негромко сказал он.

Я был не в силах ответить ему, я был не в силах сопротивляться, когда он взял меня за руку. Я попытался было сказать, что никогда не видел умершего при жизни и потому не могу опознать его, что я совершенно посторонний человек. Но слова замерли у меня на губах. Едва не падая в обморок, я был молчалив и беспомощен.

– Вы знаете его, сэр?

Я стоял в кругу мужчин. Трое из них опустили фонари вниз. Их взгляды и взгляды всех остальных были устремлены на меня в немом ожидании. Я знал, что лежит у моих ног, я понимал, почему они опустили фонари так низко над землей.

– Можете вы опознать его, сэр?

Я медленно посмотрел вниз. Сначала я ничего не увидел, кроме плаща из грубого брезента. В гробовой тишине был слышен звук падающих на него капель дождя. Я перевел взгляд вдоль плаща – туда, где желтый свет фонаря освещал застывшее, зловещее, обугленное лицо, его мертвое лицо.

Так я увидел его в первый и последний раз. Провидению было угодно, чтоб мы встретились именно таким образом.

XI

По определенным причинам, имевшим важное значение для следователя и городских властей, с дознанием спешили. Оно было назначено на следующий же день. Меня обязали непременно присутствовать на нем в качестве одного из свидетелей, вызванных в суд для расследования происшествия.

Утром я первым делом счел необходимым отправиться на почту, чтобы узнать, нет ли для меня письма, которого я ждал от Мэриан. Никакая перемена обстоятельств, какими бы необычайными они ни были, не могла уменьшить беспокойства, владевшего всем моим существом, пока я был вдали от Лондона. Утреннее письмо, служившее для меня единственной возможностью узнать, не случилось ли в мое отсутствие какого несчастья, было моей ежедневной всепоглощающей заботой.

К моему облегчению, на почте меня ждало письмо от Мэриан.