Женщина в белом

Я незамедлительно вернулся оттуда домой, чтобы помочь мадам Фоско с приготовлениями к похоронам мнимой леди Глайд, так как одежда и багаж подлинной леди Глайд находились у меня. Впоследствии они были отправлены в Камберленд в катафалке, увезшем тело умершей. Я присутствовал при погребении, с приличествующим случаю достоинством, облаченный в глубокий траур.

На сем повествование мое об этих достопримечательных событиях, написанное мною при не менее достопримечательных обстоятельствах, заканчивается. О незначительных мерах предосторожности, предпринятых мною в сношениях с Лиммериджем, уже известно, точно так же как о потрясающем успехе моего предприятия и увенчавшей его весьма солидной материальной выгоде. Должен заметить здесь то, в чем я совершенно убежден: никто и никогда не сумел бы обнаружить в моем плане его слабого места, если бы не мое глупое сердце… Только мое роковое преклонение перед Мэриан удержало меня от того, чтобы вмешаться в ход событий, когда она устроила побег своей сестры. Я пошел на этот риск, будучи абсолютно уверен, что вернуть леди Глайд ее имя попросту невозможно. Если бы Мэриан или Хартрайт попытались восстановить ее в правах, они публично подвергли бы себя обвинению в обмане, их словам никогда бы не поверили и они оказались бы бессильны причинить вред моим интересам, а равно и раскрыть тайну Персиваля. Я допустил ошибку, слепо положившись на свои расчеты. А когда Персиваль пал жертвой собственного упрямства и запальчивости, я допустил вторую ошибку, оставив без внимания побег леди Глайд из сумасшедшего дома и позволив мистеру Хартрайту вторично ускользнуть от меня. Словом, в эту критическую минуту Фоско изменил самому себе. Плачевное и столь нехарактерное для него упущение! Ищите причины его в моем сердце… в образе Мэриан Холкомб – первой и последней слабости в жизни Фоско!

В зрелом, шестидесятилетнем возрасте я делаю это беспримерное признание. Юноши, я взываю к вашему сочувствию! Девушки, я уповаю на ваши слезы!

Еще одно слово, и я освобожу внимание читателя (с затаенным дыханием сосредоточенное на мне) от своей скромной персоны.

Я предвижу три неизбежных вопроса, которые непременно должны возникнуть у людей с пытливым складом ума, и потому поспешу заранее дать на них ответ.

Первый вопрос. В чем заключается секрет самоотверженной преданности мадам Фоско, исполняющей самые дерзкие мои желания, споспешествующей самым трудным моим замыслам? Я могу ответить на этот вопрос довольно просто, сославшись на мой характер и спросив в свою очередь: существовал ли когда-либо в истории, хотя бы в одной стране мира, человек моего склада, за спиной у которого не стояла бы женщина, по собственному почину принесшая свою жизнь ему в жертву? Однако же я прекрасно помню, что пишу эти строки в Англии, что я женился в Англии, и потому спрашиваю: разве супружеские обязанности жены в этой стране предполагают возможность женщины иметь право на собственные принципы, отличные от принципов своего мужа? Нет! Они вменяют ей в обязанности любить, почитать и беспрекословно повиноваться ему! Моя жена поступала именно так. Я говорю об этом с точки зрения высокой морали и торжественно заявляю, что она неукоснительно исполняла свой супружеский долг. Умолкни же, клевета! Жены Англии, требую вашего сочувствия к мадам Фоско!

Вопрос второй. Что я стал бы делать, если бы Анна Кэтерик не умерла? В этом случае я помог бы измученному существу обрести вечный покой. Я открыл бы двери темницы, которой стала для нее жизнь, и предоставил бы узнице (неизлечимо больной и телом, и душой) счастливое освобождение.

Вопрос третий. Заслуживает ли мое поведение серьезного порицания при хладнокровном рассмотрении всех вышеописанных обстоятельств? Категорически нет! Разве я не старался всеми силами избегать необходимости совершить ненужные преступления? При моих глубоких познаниях в химии я легко мог бы отнять жизнь у леди Глайд. Пожертвовав собственными интересами, я следовал по пути, подсказанному мне моей изобретательностью, моей гуманностью, моей осторожностью, и отнял у нее только личность, вместо того чтобы отнять у нее жизнь. Судите же меня не потому, что я совершил, но потому, что я мог бы совершить. Как все относительно в этом мире! Сколь невинным я предстаю во всем, что я действительно сделал!

Я объявил в самом начале, что мое повествование станет поистине замечательным документом. Оно полностью оправдало мои ожидания. Примите эти пылкие строки – мое последнее завещание стране, которую я покидаю навеки. Они достойны свершившихся событий, они достойны

Фоско.

Рассказ продолжает Уолтер Хартрайт

I