И вот настал день – день, когда Лора снова переступила порог Лиммеридж-Хауса! Все присутствующие повставали со своих мест, когда Мэриан и я ввели ее в хорошо знакомую нам столовую комнату. При виде ее по толпе пробежал ропот недоумения, послышались чьи-то удивленные возгласы. Мистер Фэрли также присутствовал (по моему настоянию). Подле него расположился мистер Кирл, а за мистером Фэрли стоял его камердинер, держа наготове флакон с нюхательной солью в одной руке и белоснежный носовой платок, напрысканный одеколоном, – в другой.
Я начал свою речь с того, что попросил мистера Фэрли во всеуслышание подтвердить, что действую от его имени и по его просьбе. Оперевшись на мистера Кирла и своего камердинера, он с их помощью встал из своего кресла и произнес следующие слова:
– Позвольте представить вам мистера Хартрайта. Сам я все так же болен и немощен, как и прежде, и потому этот джентльмен чрезвычайно обяжет меня тем, что обратится к вам вместо меня. Дело до крайности неловкое! Пожалуйста, выслушайте его и не шумите! – С этими словами он медленно опустился в кресло и спрятался за своим надушенным носовым платком.
Ясно и кратко я поведал перед собравшимися, как был задуман и исполнен план заговора. Я уведомил моих слушателей, что явился в Лиммеридж-Хаус затем, чтобы, во-первых, объявить, что жена моя, сидящая в настоящий момент подле меня, является дочерью покойного мистера Филиппа Фэрли; во-вторых, представить доказательства того, что похороны, на которых все они присутствовали на лиммериджском кладбище, были похоронами другой женщины; в-третьих, объяснить, каким образом все это произошло. Без дальнейших предисловий я прочел свой отчет, описывающий заговор лишь в общих чертах, при этом я делал акцент исключительно на финансовых мотивах преступления, дабы избежать ненужных осложнений, которые могли бы возникнуть при упоминании о тайне сэра Персиваля. После этого я напомнил моим слушателям о выгравированной на памятнике дате смерти (25 июля) «леди Глайд» и подтвердил ее точность, предъявив присутствующим медицинское свидетельство о смерти. Затем я прочел письмо сэра Персиваля от 25 июля, сообщавшего графу Фоско о намерении Лоры выехать в Лондон 26 июля. Потом я доказал, что она действительно предприняла это путешествие – и слова мои подтвердил приехавший со мной кучер, который отвозил в тот день настоящую леди Глайд с вокзала в дом графа Фоско, – и что предприняла она его именно 26 июля, как и собиралась; дату ее приезда я подтвердил, показав слушателям выписку из книги заказов извозчичьей биржи. Затем Мэриан дополнила мой рассказ своим свидетельством о встрече с Лорой в сумасшедшем доме и о побеге ее сестры. И наконец, я известил присутствующих о смерти сэра Персиваля и о моей женитьбе.
Едва я закончил, как со своего места поднялся мистер Кирл и на правах поверенного в делах семьи Фэрли заявил, что считает дело мое полностью доказанным и что справедливость моих слов подтверждают самые неопровержимые доказательства, какие ему доводилось когда-либо слышать. В этот момент я помог Лоре подняться, чтобы все, кто был в комнате, могли ее увидеть.
– Все ли присутствующие здесь такого же мнения? – спросил я, выступив на несколько шагов вперед и указывая на мою жену.
Эффект, вызванный моим вопросом, был прямо-таки поразительный. Услышав его, в глубине комнаты в ту же секунду на ноги вскочил один из старейших жителей Лиммериджа, а все остальные незамедлительно последовали его примеру. Как сейчас, вижу перед собой этого человека с прямодушным смуглым лицом и седыми волосами, взобравшегося на подоконник и размахивающего своим тяжелым хлыстом у себя над головой.
– Вот она – живая и здоровая, да благословит ее Господь! – воскликнул он. – Давайте же поприветствуем ее! Давайте же, ребята, громче!
Оглушительные, ликующие крики, ставшие ответом на его возглас и накатывавшие все новой и новой волной, звучали для меня прекраснейшей музыкой на свете. Крестьяне и ребятишки-школьники, собравшиеся на лужайке перед домом, подхватили эти приветственные крики и эхом разнесли их по всему Лиммериджу. Жены фермеров столпились вокруг Лоры в надежде прежде других успеть пожать ей руку и со слезами, бегущими по щекам, умоляли ее не терять мужества и не плакать. Лора совершенно обессилела от пережитых треволнений дня, так что мне пришлось препроводить ее до дверей комнаты, где я предоставил ее заботам Мэриан – Мэриан, которая всегда была нашей поддержкой и чье мужественное самообладание не изменило нам и теперь.
Оставшись один у дверей, я пригласил всех присутствующих (поблагодарив их предварительно от своего имени и имени Лоры) проследовать за мной на кладбище, чтобы собственными глазами увидеть, как будет стерта фальшивая надпись на надгробном памятнике.