Все вышли из дома и присоединились к толпе деревенских жителей, собравшихся вокруг могилы, где нас уже ждал присланный из Карлайла каменщик. В гробовой тишине раздался первый удар резца по мрамору. Никто не проронил ни звука и не пошевелился, пока слова «Лора, леди Глайд…» не исчезли навсегда. Тогда в толпе раздался единодушный глубокий вздох облегчения, словно все почувствовали, что таким образом последние следы преступления смыты с самой Лоры, и люди стали медленно расходиться. Вся надпись была сбита с надгробного памятника уже к вечеру. Впоследствии на ее месте выгравировали только одну строчку: «Анна Кэтерик. 25 июля 1850 года».
Вечером я еще раз зашел в Лиммеридж-Хаус, чтобы попрощаться с мистером Кирлом. Он со своим клерком и Джоном Оуэном возвращались в Лондон ночным поездом. Сразу же после их отъезда на железнодорожную станцию мне передали дерзкую записку от мистера Фэрли (его увели из столовой в совершенно разбитом состоянии после первой волны ликования, которую вызвал мой вопрос, адресованный местным жителям). В своей записке мистер Фэрли выражал нам свои «самые искренние поздравления» и спрашивал, входит ли в наши намерения на какое-то время остановиться в его доме. Я написал ему в ответ, что единственная цель, ради которой мы вынуждены были переступить порог его дома, была достигнута, что в мои намерения не входит останавливаться ни в чьем доме, кроме моего собственного, и что мистер Фэрли может не опасаться увидеть нас еще когда-либо или услышать о нас в будущем.
Мы вернулись к нашим друзьям на ферме, чтобы переночевать у них, а на следующее утро уехали в Лондон; до станции нас с искреннейшим энтузиазмом и по собственному почину провожали жители всей деревни и все окрестные фермеры.
Стоило холмам Камберленда скрыться из виду, растаяв вдали, как на ум мне пришло воспоминание о первых горестных обстоятельствах, с которых началась долгая борьба, закончившаяся только теперь. Оглядываясь назад, странно осознавать, что именно бедность, вынудившая нас не прибегать ни к чьей посторонней помощи, косвенно способствовала нашему успеху, заставив меня действовать совершенно самостоятельно. Если бы мы были достаточно богаты, чтобы искать помощи у закона, еще не известно, к каким результатам это бы привело. По собственным словам мистера Кирла, выигрыш нашего дела был бы более чем сомнителен, а проигрыш, если судить по тому, как развивались события, – совершенно неизбежен. Судебное вмешательство никогда не предоставило бы мне возможности повидаться с миссис Кэтерик и получить признание графа посредством Пески.
Прежде чем завершить свое повествование, мне остается добавить к цепи описываемых событий два последних.
Пока новое для нас чувство освобождения от тяжелого гнета прошлого все еще ощущалось нами как нечто не вполне обычное, за мной прислал мой друг, тот самый, что когда-то дал мне первый заказ по гравюрам на дереве. Это приглашение стало еще одним подтверждением его заботы о моем благополучии. Ему поручили отправиться в Париж и ознакомиться там с новым изобретением, имеющим практическое применение в процессе гравирования, с тем чтобы убедиться, может ли внедрение этого изобретения в Англии оказаться выгодным. Ввиду собственной занятости он не имел достаточно времени, чтобы самому выполнить это поручение, и тогда он чрезвычайно любезно предложил перепоручить это дело мне. Я, ни секунды не сомневаясь, тут же с благодарностью принял это предложение, поскольку если бы я хорошо справился с поставленной задачей, на что я очень надеялся, то мог бы получить постоянную работу в иллюстрированной газете, с которой сейчас я сотрудничал лишь время от времени.
Получив необходимые указания, я начал собираться в дорогу, намереваясь уехать на следующий же день. В который уже раз оставляя Лору на попечение ее сестры (но при каких же изменившихся обстоятельствах!), я снова серьезно обдумывал мысль, которая в последнее время довольно часто тревожила нас с женой, а именно – какая будущность уготована нашей Мэриан. Имели ли мы право позволять нашей эгоистической привязанности принимать безраздельную преданность этой великодушной жизни? Не в том ли заключался наш долг и лучшее выражение нашей благодарности к ней, чтобы позабыть о себе и подумать только о ней? Я попытался высказать все это Мэриан перед моим отъездом, когда мы с ней остались ненадолго одни. Она взяла меня за руку и заставила замолчать при первых же произнесенных мной словах.
– После всего, что мы трое выстрадали вместе, – сказала она, – только смерть может разлучить нас. Мое сердце и мое счастье, Уолтер, с Лорой и с вами. Подождите немного, пока у вас в доме не зазвучат детские голоса. Я научу ваших детей говорить за меня на их языке, и первым уроком, который они выучат и перескажут своим родителям, будет: «Мы не можем обойтись без нашей тетушки!»