Женщина в белом

Приготовления к свадьбе начались. Приехала модистка. Лора совершенно безучастна, совершено равнодушна к вопросам, которые обычно так волнуют всех женщин. Она предоставила все мне и модистке. Если бы бедный Хартрайт был баронетом и ее мужем, избранным для нее отцом, она вела бы себя иначе! Как взволнованна и капризна она была бы, как трудно было бы самой лучшей модистке угодить ей!

30-е

Мы каждый день получаем известия от сэра Персиваля. В последнем письме он уведомляет нас о том, что переделка в его доме займет от четырех до шести месяцев. Если бы маляры, обойщики и обивщики могли делать людей счастливее, а не только привносить великолепие в их жилища, я, конечно, интересовалась бы обустройством будущего дома Лоры. В сложившихся же обстоятельствах единственное место в последнем письме сэра Персиваля, которое не оставило меня совершенно равнодушной относительно всех его планов и проектов, это то, где он говорит о свадебном путешествии. Поскольку зима угрожает быть необыкновенно суровой, а также ввиду слабого здоровья Лоры, он предлагает повезти ее в Рим и остаться в Италии до начала следующего лета. Если его план не встретит одобрения, он в равной степени готов, хотя у него там и нет собственности, поселиться на зиму в Лондоне, в одном из наиболее комфортабельных меблированных домов, какой только удастся снять по этому случаю.

Не принимая во внимание моих собственных чувств (я обязана так поступить, и я так делаю), я совершенно уверена, что правильнее было бы предпочесть первый из предложенных вариантов. И в том и в другом случае наша разлука с Лорой неизбежна. Конечно, если они поедут за границу, эта разлука окажется более продолжительной, чем если они поселятся на зиму в Лондоне, впрочем, с другой стороны, я должна противопоставить этому неудобству пользу, которую Лора приобретет, проведя зиму в теплом климате. Кроме того, путешествие со всеми его радостями и удовольствиями, к тому же совершаемое впервые в жизни, да еще по одной из самых интересных стран на свете, обязательно поднимет ей дух и примирит с ее новым положением, иначе и быть не может. С ее характером, Лору едва ли развлекли бы столь обычные для Лондона удовольствия и увеселения. Они лишь еще больше увеличили бы первую тягость ее несчастного замужества. Я беспокоюсь за начало ее новой жизни сильнее, чем могу выразить это словами, но я вижу некоторую надежду для нее, если она отправится путешествовать, и никакой – если останется дома.

Странно перечитывать эту последнюю запись в моем дневнике и сознавать, что я пишу о замужестве Лоры и о расставании с ней так, как обычно пишут о решенных вопросах. Какими холодными и бесчувственными кажутся эти спокойные рассуждения о будущем. Но что еще мне остается теперь, когда назначенный день все ближе? Не пройдет и месяца, и она станет его Лорой, перестав быть моей! Его Лорой! Я решительно не способна примириться с мыслью, заключавшейся в этих двух словах! Душа моя оглушена, все чувства притупились от этих слов, словно я пишу не о ее замужестве, а о ее смерти.

1 декабря

Грустный, грустный день! У меня не хватает духа описать его во всех подробностях. Не найдя в себе сил обсудить с ней это вчера, я должна была рассказать ей о предложении сэра Персиваля относительно свадебного путешествия сегодня.

В полном убеждении, что я буду с ней везде, куда бы она ни поехала, бедное дитя – ведь она еще во многом сущее дитя – было почти счастливо при мысли о возможности воочию увидеть чудеса Флоренции, Рима и Неаполя. Сердце мое едва не разорвалось на части, когда я была вынуждена разрушить ее обманчивую мечту и поставить ее лицом к лицу с суровой действительностью. Мне пришлось сказать ей, что ни один мужчина не станет делить привязанность своей жены в первые месяцы после замужества с соперником – или даже соперницей, – вне зависимости от того, как сложится их жизнь в дальнейшем. Мне пришлось предостеречь ее, что возможность жить с ней под одной крышей во многом зависит от того, не возбудит ли мое поведение в качестве поверенной тайн его жены, ставшей между ними в начале их брака, в душе сэра Персиваля ревности или недоверия. Капля по капле я вливала в это чистое сердце и невинную душу горечь житейской мудрости, в то время как все высшее и лучшее во мне испытывало отвращение при исполнении этой гнусной задачи. Теперь все кончено. Она получила тяжелый, но неизбежный урок. Ее детские иллюзии исчезли, их развеяла моя рука, но лучше моя, чем его, – в этом все мое утешение – лучше моя, чем его.

Итак, первое предложение принято. Они едут в Италию, а я, с позволения сэра Персиваля, встречу их и останусь с ними жить после их возвращения в Англию. Другими словами, я первый раз в моей жизни должна просить о милости, просить о ней человека, которому я меньше всего желала бы быть обязана хоть чем-нибудь. Что ж! Думаю, ради Лоры я готова пойти и на большее.

2-е