Женщина в белом

Судя по первому смутному впечатлению, сложившемуся у меня, Блэкуотер – полная противоположность Лиммериджу. Дом стоит на равнинной местности и кажется излишне загороженным деревьями и, на мой взгляд северянки, привыкшей к простору, почти задыхающимся из-за них. Я не видела пока никого, кроме слуги, открывшего мне дверь, и домоправительницы, очень вежливой дамы, проводившей меня в мои комнаты и принесшей мне чай. У меня прехорошенький маленький будуар и спальня в конце длинного коридора на втором этаже. Гостевые комнаты и комнаты для слуг располагаются на третьем этаже, а гостиная, столовая и прочие жилые комнаты – на первом. Я еще не видела их и совсем не знаю дома, знаю только, что часть его, как говорят, построена лет пятьсот назад, что когда-то вокруг дома был ров с водой и что свое название Блэкуотер – «Черная вода» – он получил из-за озера в парке.

На башне, которую я видела над центральной частью дома, когда подъезжала, только что торжественно и гулко пробило одиннадцать часов. Большая собака проснулась, вероятно, от боя часов и теперь лает и уныло воет где-то за углом. До меня доносятся отголоски шагов внизу, стук и скрежет запоров и засовов у входной двери. Очевидно, слуги ложатся спать. Не последовать ли мне их примеру?

Нет, мне совсем не хочется спать. Не хочется спать – сказала я? Мне кажется, я никогда больше не сомкну глаз. Предвкушение скорой встречи, когда я снова увижу ее дорогое лицо и услышу ее такой родной голос, держит меня в непрестанной лихорадке ожидания. Если бы я была мужчиной, я бы велела сейчас оседлать лучшую из лошадей сэра Персиваля и помчалась бы на ней галопом на восток, навстречу восходящему солнцу, – бешеным, безостановочным галопом скакала бы я час за часом, подобно знаменитому разбойнику из Йорка[1]. Будучи, однако, всего только женщиной, пожизненно приговоренной к терпению, пристойности поведения и кринолинам, я должна уважать мнение домоправительницы и попытаться успокоиться каким-нибудь вялым, но зато чисто женским способом.

О чтении нечего и говорить – мне никак не удается сосредоточиться на книге. Попробую писать, пока не засну от усталости. В последнее время я почти совсем забросила свой дневник. О чем же я могу вспомнить, стоя на пороге новой жизни, о людях и событиях, превратностях судьбы и переменах, происшедших за последние шесть месяцев, – долгие, тоскливые, пустые полгода, минувшие со дня свадьбы Лоры?

Первым в моих воспоминаниях всплывает Уолтер Хартрайт; он идет во главе туманной процессии моих отсутствующих друзей. Я получила от него несколько строк, написанных после высадки экспедиции в Гондурасе; в них появилась некая живость и даже оптимизм, чего не было в предыдущих посланиях. Спустя месяц или полтора я прочла заметку, перепечатанную с американской газеты, в которой описывался отъезд экспедиции вглубь страны. В последний раз путешественников видели, когда они заходили в дикий, первобытный лес; у каждого из них было ружье на плече и мешок за спиной. С тех пор они исчезли для цивилизации. Ни строчки более не получила я от Уолтера Хартрайта, никаких известий об экспедиции не появлялось в журналах.

Такая же непроницаемая, обескураживающая завеса неизвестности окутала судьбы Анны Кэтерик и ее компаньонки миссис Клеменс. Ни об одной из них ничего не было слышно. В Англии они или нет, живы или умерли, никто не знает. Даже поверенный сэра Персиваля потерял всякую надежду и приказал прекратить бесполезные поиски беглянки.

Печальные обстоятельства вынудили нашего старого доброго друга мистера Гилмора прервать его деятельную профессиональную карьеру. Ранней весной мы встревожились, получив известие, что его нашли без сознания за письменным столом: с ним случился апоплексический удар. Он давно жаловался на головные боли и давление, и доктор не раз предупреждал его о возможных последствиях, если мистер Гилмор будет продолжать работать с утра до ночи, словно он все еще молод. Теперь же доктора категорически запретили ему посещать контору в течение года по меньшей мере и велели искать отдохновения для тела и умиротворения для души в полном отказе от привычного образа жизни. Он передал дела своему компаньону, а сам находится теперь в Германии у каких-то родственников, занимающихся там торговлей. Таким образом, еще один наш верный друг и человек, чьим советам мы могли безоговорочно доверять, потерян для нас – я искренне верю и надеюсь, что потерян лишь на время.

Бедная миссис Вэзи доехала со мной до Лондона. Мы не могли оставить ее в одиночестве в Лиммеридже и потому устроили так, что она поселится теперь у своей незамужней младшей сестры, которая содержит школу в Клэпхеме. Осенью она приедет в Блэкуотер навестить свою воспитанницу, а вернее сказать, свою приемную дочь. Я благополучно довезла добрую старушку и оставила ее на попечение ее сестры, безмятежно счастливую тем, что она снова увидит Лору через несколько месяцев.