«Хотя «Песнь песней» — прекраснейшая из песней Соломоновых, — пишет Г. М. Мартин. — начинается она тремя песнями, которые поет женщина с уверенностью в себе, с вызовом, самозабвенно. Я не хотел бы провозглашать «Песнь песней» манифестом женского освобождения. Но меня радует, что и как пишется в Библии об эротической любви. О том, что между Садом Эдемским и Божьим Царством, где деревья жизни растут посреди дороги, есть Сад Любви».
Эти в высшей степени свободные тексты, отвечавшие жизни пастушеского народа, его знойному темпераменту и знойному ландшафту тех мест, тексты, переходившие из уст в уста, шокировали многих пуритански настроенных литературных критиков. Лишь И. Г. Гердер (1744–1803) понял истинный характер «Песни песней» как «собрания эротических напевов, между которыми не больше связи, чем между жемчужинами, нанизанными на нить».
Откуда она вообще взялась в каноне Священного писания? Не только в «Песни песней», в любом «священном» песнопении можно найти намеки, которые кажутся непристойными. Нельзя сказать, что мистическая молитвенная любовь всегда имеет сексуальный характер, но сексуально-эмоциональное чувство первой любви всегда имеет мистическую окраску.
В «Песни песней» двое молодых людей попеременно ведут речь о том. как они желают друг друга. Этот «разговор» пронизан эротикой, соблазнительной, утонченной. Они поют о поиске и обретении, о благоухании садов, о плодах любви. Они восхищаются красотой друг друга, описывают тела друг друга, как описывают ландшафты, воображают пастушеские игры и придворные сцены.
«Что такое любовь?» — спрашивает пастушка Су-ламифь своего возлюбленного. «Ты, мудрый как царь Соломон, скажи мне. что такое любовь?». И он отвечает: «Любовь это одновременно рай и ад»[51]
. Безымянный еврейский поэт находит пламенные слова для описания этого чувства: «Крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она — пламень весьма сильный» (Песнь песней. 8, 6). Любовь и смерть связаны друг с другом. Одна сильнее другой, обе могучи. Победить их нельзя. Кто не хочет до поры в объятия смерти, во власть теней, может, сопротивляясь. любить. В экстатической любви, в огне страсти «я» выходит за собственные пределы и уже приближается к ощущению смерти, когда на помощь приходит спасительное «ты».Песнь представляет собой диалог, ее девиз: «Я есмь ты, и ты — я». «Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой — мне» (6. 3). Пастушка поет: «Я смугла, ибо солнце опалило меня…» «но красива, как шатры Кидарские»…«скажи мне. ты, которого любит душа моя: где пасешь ты?» (1. 5; 1, 4; 1, 6). Пастух отвечает: «Если ты не знаешь этого, прекраснейшая из женщин, то иди себе по следам овец и паси козлят твоих подле шатров пастушеских… Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя. выйди! Вот, зима уже прошла, дождь миновал, перестал, цветы показались на земле, время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей: смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благовоние. Встань, возлюбленная моя. прекрасная моя, выйди!» (1, 7; 2, 10–13). Познать любовь — значит достичь вершин, значит стать сильным, как барс, как лев.
Но вот возлюбленный поет: «Со мною с Ливана, невеста, со мною иди, с Ливана! Спеши с вершины Аманы, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львинных, от гор барсовых!» (4. 8). Любовь не только совместный подъем, ей приходится познать также и глубины, ей надо уметь и защищаться.
Любимый должен уйти. Девушка остается одна, она тоскует и не спит ночами: «Я сплю, а сердце мое бодрствует; вот, голос моего возлюбленного, который стучится: «Отвори мне. сестра моя, моя возлюбленная, голубица моя, чистая моя, потому что голова моя вся покрыта росою, кудри мои — ночною влагою..» (5. 6). «Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел… Я искала его и не находила его. звала его, и он не отзывался мне. Встретили меня стражи, обходящие город, избили меня, изранили меня, сняли с меня покрывало стерегущие стены» (5, 6–7). Глубоко уязвленная, пастушка восклицает: «Заклинаю вас, дщери иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? что я изнемогаю от любви» (5, 8).
Для автора «Песни песней», как и для всех южан, любовь полна природной чувственности. Любящий хочет раствориться в другом: «Я в тебе, и ты во мне». Во всех этих стихах любовь безоглядно обнажена, она до боли уязвима, любящую мучают страхи, ее терзает тоска, она самоотверженно гонится за тенью и готова заплатить за свою преданность. Да, горька, как смерть, любовь, горьки, как жизнь, удары стражников. Но кто эти стражники, которые не дают вступить в замок любви?