Женщина, вечная девочка…

Я по прошлому сужу,
что грядущее сокрыто…
А сегодня я сижу
у разбитого корыта.

Кто же, кто его разбил?

Как ни странно, как ни тошно,
тот, кто вроде бы любил
и во всё вникал дотошно.

Это трудно позабыть…

А когда чужими стали,
лучше всех он знал, как бить,
как ломать, он знал в деталях.

И друзья мои внесли

тоже лепту неплохую:
раскрошили, разнесли
и открыто, и втихую.

Растащили закрома…

И как будто подрядилась,
и сама я, и сама
над корытом потрудилась.

Но не век же слёзы лить:

что сломалось – то сломалось.
Без конца себя пилить –
не поможешь и на малость!

Лучше в муках и с трудом,

но упрямо, неустанно
помаленьку строить дом,
где взамен корыта – ванна.

И однажды, нежась в ней,

незлобливо и открыто
вспомнить в буднях новых дней
про разбитое корыто…

Не стараюсь, не спешу.

Быть хочу сама собою.
Может, всё же и решу
как с разбитой быть судьбою.

Всё оплачу, всех прощу,

потому что так любила,
что по-прежнему грущу
обо всём, что раньше было!

Помолчу. Себя пойму.

В конструктивном, трезвом духе
покаянно перейму
опыт пушкинской старухи.

Я богата – и бедна,

я отпета – и отмыта.
Я спокойна. Я одна
у разбитого корыта.

«Все падает из рук…»

Все падает из рук:
карандаши, тарелки…
Остался близкий круг,
но дни и чувства мелки.

Привычка подвела:

в пределах жизни бренной
примеривать дела
и помыслы к Вселенной.

Она теперь мала,

ее масштаб – оковы,
она мечты свела
к задачке пустяковой.

И этот крест несем

мы, злясь, не соглашаясь.
И, словно яд, во всем –
растерянность и жалость.

Но смотрит строго друг:

пусть нет былого хора,
остался близкий круг,
основа и опора.

Остался близкий круг

для торжества науки:
всё падает из рук…
И всё вернется в руки!

«Друзья мои!…»

Друзья мои!
Золото и серебро
в сравнении с ними –
всего лишь медяшки.
Друзья мои делают людям добро,
и вовсе не тяжек
им труд этот тяжкий.
И каждый
чужою бедою распят.
А спросишь: во имя чего? –
не ответят…
Они хорошо после этого спят,
и звезды их снам,
как в младенчестве,
светят…

«Полагаю, что я ничего не добьюсь…»