Женщина, вечная девочка…

Давай поговорим, судьба!
Проста беседа.
Всё начинается с себя,
а не с соседа.

Прекрасно ближних понимать,

похвально даже.
Но – бесконечно отнимать
не от себя же!

Искать, страдать, вершить свой труд,

отнюдь не сладкий,
чтоб кровь твою двуногий спрут
давил в достатке…

Не упоить, не утолить

того уродца.
А страсть высокая – дарить –
всё не уймется.

Дарить, бесценный строить мост –

назло всем ценам!
Но смотрит трезвоглазый монстр
с иным прицелом.

Дарить тому, кто врёт хитро, –

страшней напалма.
Не стану я творить добро
кому попало!

О, потребляющая мразь!

К тебе презренье
во мне удерживает страсть
добротворенья.

Люблю зверушек и детей,

их злость не душит
и нет бухгалтерских затей
в их ясных душах…

И вот растерянный такой,

в тоске законной
стоит с протянутой рукой
бандит знакомый.

И трубы новые трубят

моей гордыне!
А у ребят и у зверят
прибудет ныне.

«Злись, страдай или радуйся…»

Злись, страдай или радуйся,
или жмурься тревожно –
нет всеобщего равенства,
и оно невозможно.

Пусть всей кровью возжаждано,

но – судьба и ошибка:
бизнес любит не каждого,
а тем более – скрипка.

Мы загадочно разные.

Пусть неверно, безбожно, –
нет всеобщего равенства,
и оно невозможно.

Но намёком, лазейкою

возникает в сознанье:
разве равными, серыми
мы нужны мирозданью?

И трудяги, и праздные,

тут – не зря, там – напрасно,
мы – такие, мы разные.
Но, что лучше, – не ясно…

Иуда

…Мне вспомнился Иуда.
Вот день. Ещё он наш.
Всё хорошо покуда.
А завтра ты предашь.

Пророчески и странно,

хотя едва, слегка,
уже заныла рана,
которой нет пока.

И ты готов, Иуда,

к тому, что выбрал сам.
Готов. Не будет чуда.
Не время чудесам.

Подонок и паскуда,

у бездны, у креста –
давай, не трусь, Иуда,
целуй меня в уста!

Тащись в свою трясину,

трясись, трудись, хитри!
…И заодно осину,
осину присмотри.

Дураки