В безопасности. Даже не нужно произносить этого вслух. Испытываю облегчение. Вижу, что Миа чувствует то же самое. Понимаю, что приняла верное решение. У меня будет неделя, и за эту неделю я должна… Накатывает паника, страх перед неизвестностью. Я, которая видела, как в одиночестве истаяла мать; я почти двадцать лет цепляюсь за Патрика и – только бы не отняли Джо! – притворяюсь, что все идет хорошо. Мне кажется, сейчас Миа гораздо старше, чем я.
В коридоре сталкиваюсь с Патриком. Он выходит из ванной, смотрит на меня, переводит взгляд на дверь дочери.
– Что ты здесь делаешь?
– Услышала какой-то шум.
Муж бледный, усталый, подавленный. Глаза красные, будто он плакал.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю.
Он выпрямляется, и я опять вижу прежнего невозмутимого Патрика.
– Я устал, – бормочет он, уходя в спальню.
Остаюсь за дверью. Одна часть моего существа уже готова к побегу.
Глава 31
Теперь в витрине галереи моя работа. Нет, это не дом-убийца. Его выставлять не могу. За стеклом пейзаж: переливающийся всеми цветами радуги секретный берег Анны. У самой кромки воды стоит человек и вглядывается в даль. Наверное, это я, смотрю на неспокойное море: хром-кобальт, сине-зеленый цвет тоски, цвет отчаяния, страстного желания покинуть этот берег навсегда, уплыть куда глаза глядят или утонуть.
Вернисаж назначен на ближайшие выходные. Свои работы из студии я перенесла тайно: Бена в галерее не было. Я вообще последний раз видела его, когда он приходил к нам домой.
Выставка открывает передо мной новые возможности. В холодильнике припасено шесть бутылок просекко, приготовлены взятые напрокат бокалы; по всему городу расклеены афиши. Как советовала Анна, я все хранила в секрете. И что же теперь? Теперь мне очень страшно.
Выйдя из галереи, беру телефон и набираю номер Кэролайн.
– Это Сара. Мне нужна твоя помощь.
Дверь открываю очень тихо, однако Патрик все слышит. Выходит из кухни, вешает на плечики мою куртку и сверлит меня взглядом. Когда я возвращалась, начался дождь, поэтому в холле, там, где стою, по полу растекается лужа. Мне надо как можно скорее принять душ и переодеться, но дорогу преграждает Патрик.
– Где ты была?
– Прости, что не пришла до твоего возвращения. Я гуляла.
Мне кажется, что проспект выставки сейчас прожжет в кармане дыру.
– В такой дождь?
– Когда выходила, дождя не было.
Муж отворачивается, но то, как он сжимает ручку кухонной двери, как напряглись его плечи, – верный признак закипающей ярости.
Интересно, скажи я правду, что бы он сделал?
– Ужин готов. Переодевайся и приходи.
Пока поднимаюсь по лестнице, из своей комнаты выглядывает Миа. Она с удивлением смотрит на мои мокрые волосы и спрашивает:
– Где ты была?
Совсем как отец, только за ее словами не прячется с трудом сдерживаемый гнев. В них слышится затаенный страх.
Сжимаю проспект. Так хочется вынуть его из кармана, все ей рассказать, но внизу Патрик, он может услышать и…
– Мам…
– Что, девочка?
– Отец… Я видела его на берегу. – Миа медлит, смотрит в пол, потом снова поднимает глаза. – Днем. Он был в костюме. Стоял под дождем у самой воды. Волны заливали его ботинки, доходили до колен и… Люди смеялись над ним, как над дурачком.
– Миа…
– Нет, мам, серьезно. Льет дождь, а папа в костюме стоит в воде. Как сумасшедший.