Женщины, которые вдохновляли

Однако Роза не могла по закону обладать наследством Родена, поскольку не являлась его официальной женой.

И 29 января 1917 года через пятьдесят лет совместной жизни Огюст и Роза наконец-то обвенчались.

Однако верной спутнице великого мастера не довелось пожить в официальном браке: спустя полмесяца после торжества она умерла.

19 ноября того же года ушел из жизни и сам Роден. Когда Камилле сообщили о его смерти, она долго рыдала…

Все последующие годы Камилла провела в сумасшедшем доме на юге Франции.

До самых последних дней она продолжала винить во всех своих несчастиях того, кого никогда не переставала любить.

«Для всех этих больных, — писала она в одном из писем родным, — возбужденных, крикливых, буйных, угрожающих другим здешние порядки необходимы.

Но почему же так случилось, что и я тоже вынуждена терпеть этот уклад?

Если бы я могла снова вернуться к нормальной жизни, то счастье мое было бы слишком велико, чтобы посметь хоть в чем-то вас ослушаться.

Я так настрадалась, что не решилась бы и шага лишнего сделать…»

Родные ни разу не навестили ее.

Даже сейчас мать Камиллы не простила ей связи с Роденом и отвечала на ее письма суровыми посланиями.

Семья отказалась забирать Камиллу из приюта даже тогда, когда сделать это советовали врачи.

В конце 1942 года здоровье Камилыы резко ухудшилось, и 19 октября 1943 года ее не стало.

Через двенадцать лет семья решила перезахоронить прах Камиллы, однако местное похоронное бюро ответило, что «данный участок кладбища был использован для других служебных нужд, и могила исчезла…»

Что же касается ее работ, то много лет спустя они были размещены в отдельном зале музея Родена.

Хотела того или нет перед смертью сама Камилла, но после нее она воссоединилась с любимым ею человеком в общем бессмертии…

Александр Куприн: «Любовь — крылатое чувство»

Как говорят очевидцы, самым страшным временем в блокадном Ленинграде была зима 1942 года.

Люди умирали от холода и голода.

Удивить кого-нибудь смертью в то тяжелое время было сложно.

И когда уже немолодая женщина выбросилась из окна дома на углу Лесного переулка и Кантемировской улицы на мостовую, мало кто обратил внимание на это событие.

Покончившая с собой женщина оказалась Елизаветой Морицовной Куприной, женой нашего замечательного писателя Александра Ивановича Куприна.

Как поговаривали хорошо знавшие ее люди, ее уход из жизни объяснялся не только нечеловеческими условиями жизни в блокадном Ленинграде.

До последнего дня Елизавета Морицовна трудилась над творческим наследием горячо любимого ею мужа и, закончив работу, посчитала, что одной ей на этой земле делать нечего…

Началась вся эта история в один из ноябрьских вечеров 1901 года, когда И. А. Бунин привел своего провинциального друга Сашу Куприна в редакцию журнала «Мир Божий».

Хозяйка журнала Александра Аркадьевна Давыдова, вдова директора Петербургской консерватории, «манящая красавица», которую сам Гончаров называл в письмах «сладостной», была больна.

Гостей приняла ее приемная дочь Муся, двадцатилетняя курсистка-бестужевка, черноглазая, остроумная Мария Карловна.

«Муся была подкидыш, — вспоминала деятель русской дореволюционной либеральной оппозиции, писатель и критик А. В. Тыркова-Вильямс. — Ее младенцем принесли к дверям Давыдовых. Очень хорошенькая.

Ее портил смех, недобрый, немолодой. Точно она говорила:

— Какие вы все дураки, и до чего вы мне надоели…

Она росла среди знаменитостей, в квартире бывали Тургенев, Чехов, Всеволод Гаршин, молодой Горький, и, конечно, Куприн, в провинциальном полосатом костюме, в низком крахмальном воротничке, каких давно не носили в Петербурге, и желтом галстуке с синими цветочками».

В тот вечер Куприн не только смешался, увидев ее, но едва не спрятался за спину друга.

— Разрешите представить вам жениха! — балагурил Бунин. — Талантливый беллетрист, недурен собой! Александр Иванович, повернись к свету! Ну, как вам? У вас товар, у нас купец!

— Нам ничего, — подхватила шутку Маша. — Мы что? Как маменька прикажут…

Но на другой день обоих принимали уже иначе: стол с крахмальными салфетками, хрусталь, дорогие вина.

Теперь обедали с хозяйкой, с маменькой. А двум горничным помогала прислуживать у стола хрупкая девушка с лебединой шеей, которую звали Лизой и к которой относились как «к нелюбимой сироте».

Впрочем, Елизвета Морицевна Гейнрих и была сиротой.

Она родилась в 1882 году в Перми и была младшей из двенадцати детей в семье фотографа Морица Гейнриха и его супруги Елизаветы Дмитриевны.

Её отцу досталась необычная судьба.

Мориц Гейнрих родился в Венгрии в старинной графской семье Ротони.

Он принимал участие в венгерской революции 1848–1849 годов.

После подавления восстания преследовался полицией, но скрылся в России, где осел в Оренбурге, сменив фамилию и женившись.

В 1861 году семья перебралась в Пермь.

Когда Елизавете было четыре года, от чахотки умерла её мама.

Воспитание девочки взяла на себя её старшая сестра актриса Мария Абрамова, впоследствии ставшая гражданской женой писателя Д. Н. Мамина-Сибиряка.