И не каждой жене нравилось быть разбуженной среди ночи дворником и идти в участок удостоверивать личность своего мужа, который, защищая честь каких-то ночных девиц, подрался с полицейским.
Ожнажды Куприн, приревновав Машу, когда она вернулась из театра чересчур поздно, чиркнул спичкой и поджег на ней черное газовое платье.
А когда ей не понравились подаренные им золтые часики, он со всех сил ударил ими о стену и убежал из дома.
После очередной выходки он каялся и оставлял жене записки: «Между нами все кончено».
Куприн часто уезжал к так любимому им Черному морю, чтобы работать по-настоящему, но Маша верила ему все меньше и меньше.
Однажды он привез из Крыма несколько написанных глав будущего «Поединка» и стал читать их жене.
Когда он дошел до пятой главы, Маша вдруг заявила, что монолог героя взят из «Трех сестер» Чехова.
— Что?! — даже уже не воскликнул, а прорычал оскорбленный Куприн. — Я списал это у Чехова? Тогда к черту весь «Поединок»!
Затем, стиснув зубы, с искаженным от гнева лицом, он принялся рвать рукопись на куски.
Только через три месяца, извиняясь перед ней, он сказал, что в уничтоженной рукописи «было кое-что недурно» и ему очень жаль, что он ее порвал.
И тогда Маша достала из бюро и протянула ему склеенные ею страницы.
— Машенька! Это же чудо! — задыхаясь от радости, расцеловал он жену.
Но к работе над «Поединком», увы, вернулся только через долгих полтора года.
Да, запоев и кутежей стало меньше, но идеальным мужем он такк и не стал. И далеко не случайо именно про него говорили:
— Если истина в вине, сколько истин в Куприне!
Это он выставил за дверь ресторана, вызвал на дуэль, некоего Райляна и пригласил в ресторан мужской хор Александро-Невской лавры, включая знаменитых басов Здобнова и Ермилова.
Пригласил, чтобы пели лично ему — Куприну!
Затем он несколько дней пропадал у цыган, откуда его с большим трудом вытаскивал Вересаев.
— Что вы делаете, Алекснадр Иванович, — говорил он. — Ведь на вас смотрит вся читающая Россия!
В другой раз Куприн каким-то патентованным «голландским» средством от седины выкарсил голову масляной краской филеру из Одессы.
Затем, перебрав, облил горячим кофе писателя Найденова и порвал в клочья на нем жилет.
Однажды он стал душить Леонида Андреева, пока его, уже посиневшего, не вырывали из железных рук Куприна.
Он мог привести домой и огненно-рыжего Уточкина, модного летчика, и попа-расстригу Корецкого, и прямо из «Капернаума», трактира по соседству, какого-то хмельного раскосого штабс-капитана Рыбникова, которого он принял за японского шпиона.
Того самого Рыбникова, который и станте героем его блестящего рассказа с одноименным названием.
Давно ли, живя с Машей, он, «король слова», вывел на столешнице своей, где расписывались именитые гости, броский афоризм: «Мужчина в браке подобен мухе, севшей на липкую бумагу; и сладко, и скучно, и улететь нельзя».
Теперь же, в Одессе, натурально летает.
Уговаривает Уточкина взять его в полет на воздушном шаре и поднимается на 1200 метров.
Потом с Иваном Заикиным, знаменитым борцом и кумиром мальчишек, взлетел в небо на аэроплане.
Он же в Хлебной гавани под наблюдением водолаза Дюжева опускался на дно.
В Киеве Куприн организовал атлетическое общество и в 43 года начал учиться стильному плаванию у чемпиона мира Романенко.
Зачем?
Да затем, что, как в детстве, помните, не мог не раздвигать мир и себя в нем.
Все хотел испытать, проверить лично: на зуб, на мускул, на нерв.
— Есть двоякого рода мудрость, — скажет о нем его близкий приятель Батюшков. — Одна легко черпается из книг, другую с трудом берут у жизни.
Вот Куприн и брал ее — когда с трудом, а когда с птичьей легкостью, как барьер в конном манеже юности.
Брал, чтобы переплавлять мудрость эту в рассказы и повести, романы и пьесы.
Отношения с женой не становились лучше, и постепенно Куприны становились чужими людьми.
Связывала их только дочь — Люлюша.
Так что жизнь у Маши была веселая.
Однако это веслье ее не радовало, поскольку она мечтала совсем о друой жизни.
По-мещански размеренной и солидной.
В 1904 году Куприн зашел к Мамину-Сибиряку.
Дверь ему открыла красивая стройная девушка в форме сестры милосердия.
Куприн откровенно любовался ею.
Лиза тоже с интересом смотрела на него.
Имя Куприна гремело по всей стране.
Он был самым колоритным и рисковым среди русских писателей начала века.
Пресса постоянно писала о кутежах и экстравагантных выходках знаменитого писателя, который за поцелуй капризной дамы мог выпрыгнуть из окна.
— Не узнаешь? — усмехнулся Мамин-Сибиряк. — Это же Лиза!
— Теперь узнаю, — ответил Куприн. — А встретил бы на улице, не узнал. А почему вы в этой форме? — спросил он Лизу.
— Едет на войну с Японией, — ответил за девушку Мамин-Сибиряк. — Смотри, не влюбись!
— Достанется же кому-то такое счастье! — восхищенно сказал Куприн.
Отношения Лизы с «тётей Олей» не сложились, и она приняла решение покинуть дом Маминых, поступив в Евгеньевскую общину сестер милосердия.
Еще через несколько дней Лиза в качестве сестры милосердия добровольно отправилась на Дальний Восток.