Женщины Льва Толстого. В творчестве и в жизни

9 октября она писала: «Вчера объяснились, легче стало, совсем даже весело. Хорошо мы нынче верхом ездили, а все-таки тесно. Такие я сегодня видела тяжелые сны, не помню их всякую минуту, а тяжело на душе. Опять мамá сегодня вспоминала, ужасно стало грустно, а вообще хорошо. Прошлого не жаль, всегда, однако, его буду благословлять. У меня в жизни было много счастия. Муж, кажется, покоен, верит, дай бог. Я вижу, это правда, что я ему даю мало счастия. Я вся как-то сплю и не могу проснуться. Если б я проснулась, я стала бы другим человеком. А что надо для этого – не знаю. Тогда бы он видел, как я люблю его, тогда я могла бы говорить, рассказать ему, как я его люблю, увидела бы, как бывало, ясно, что у него на душе, и знала бы, как сделать его совсем счастливым. Надо, надо скорей проснуться. Сон этот напал на меня с тех пор, как я выехала летом из Покровского в Ивицы. Потом на время я проснулась, потом, как переехали в Москву, опять заснула – и с тех пор почти не просыпалась. Надо мной что-то тяготит. Мне все кажется, что я скоро умру. Теперь это странно, потому что у меня муж. Я слышу, как он спит, а мне одной страшно. К себе он меня не подпускает, и мне это грустно. Так противны все физические проявления».

Поведение Льва Толстого странно. Почему «не подпускает» к себе? Ведь в дневнике говорится об ином, о любви: «Люблю я ее, когда ночью или утром я проснусь и вижу – она смотрит на меня и любит. И никто – главное, я – не мешаю ей любить, как она знает, по-своему. Люблю я, когда она сидит близко ко мне, и мы знаем, что любим друг друга, как можем, и она скажет: Левочка, – и остановится, – отчего трубы в камине проведены прямо, или лошади не умирают долго и т. п. Люблю, когда мы долго одни и я говорю: что нам делать? Соня, что нам делать? Она смеется. Люблю, когда она рассердится на меня и вдруг, в мгновенье ока, у ней и мысль, и слово иногда резкое: оставь, скучно; через минуту она уже робко улыбается мне. Люблю я, когда она меня не видит и не знает, и я ее люблю по-своему. Люблю, когда она девочка в желтом платье и выставит нижнюю челюсть и язык, люблю, когда я вижу ее голову, закинутую назад, и серьезное, и испуганное, и детское, и страстное лицо, люблю, когда…»

Притирка характеров всегда сложна, в любой семье сложна. А тут… Впоследствии, в своих мемуарах Софья Андреевна признавалась: «Чувствую подавляющее превосходство Льва Николаевича во всем: в возрасте, в образовании, в уме, в опыте жизни, не говоря уже о его гениальности. Я тянулась изо всех сил духовно приблизиться к нему. Стать если не вровень с ним, то на расстояние понимания его, и чувствовала свое бессилие».

А Толстой о том же писал следующее: «Одно – она (жена) сразу же поражает тем, что она честный человек, именно честный и именно человек».

А испытания ей выпали немалые. 11 октября, через пару недель после свадьбы она писала в дневнике: «Ужасно, ужасно грустно. Все более и более в себя ухожу. Муж болен, не в духе, меня не любит. Ждала я этого, да не думала, что так ужасно».

Почему? Откуда такие мысли? Ведь в ту же самую пору Лев Толстой писал о любви необыкновенной. Просто он был человеком необыкновенным. И не все можно было понять из внешних проявлений. Важно знать, что внутри. Правнук писателя И.В. Толстой отметил в своей книге: «Пройдет 12 или 14 лет, и Софья Андреевна узнает, переписывая черновики «Анны Карениной», что муж ее не только «следил за ходом их отношений», но и до тонкости разобрался во всех их проявлениях, осмыслил и обобщил «мелочи» их жизни как художник, из поля зрения которого не ускользает ничего». Более всего он опасался «сможет ли его полюбить жена так, как он ее будет любить».

Илья Владимирович Толстой, желая раскрыть все тайны первых месяцев, даже недель супружеской жизни своего прадеда и своей прабабки, вновь возвращает нас в роман «Семейное счастье», ведь в этом романе, работая над ним, «он уже прожил целую жизнь со своими героями, жизнь, полную ошибок и раскаяния, а счастье – призрачное».

Обратим внимание на сближение с будущей женой. На его глазах Соня «Маленькая, деловая и озорная девочка, Соня выросла и стала невестой на выданье».

В одной из редакций «Анны Карениной» похожая ситуация, на которую указал И.В. Толстой:

«С того времени, как он (Левин), вернувшись из заграницы, узнал Кити взрослой девушкой, мечты эти (о женитьбе) слились с любовью к одной женщине, которая одна отвечала его требованиям, и сама собой становилась на то место идеала женщины, которое занимала мать…»

Но в ту пору Софья не понимала всей огромной мыслительной работы в голове, в душе, в сердце супруга. Не понимала и пугалась его холодности, которая подчас была напускной. Она писала: «И теперь страшно… С каждым днем он делается холоднее, холоднее, а я, напротив, все больше и больше люблю его. Скоро мне станет невыносимо, если он будет так холоден. А он честный, обманывать не станет. Не любит, так притворяться не станет, а любит – так в каждом движении видно. И все меня волнует…».

Но ее чувства сильны. А Лев Николаевич в них сомневается: