Женщины Цезаря

– Не думаю, что это законно, – возразил Цезарь немного устало. – Никто не может досрочно освободить от должности курульного магистрата. Строго говоря, ты не можешь его арестовать.

– Мы можем это сделать в соответствии с senatus consultum ultimum! – резко ответил уязвленный Цицерон. Почему Цезарь всегда придирается – законно, незаконно? – Если ты предпочитаешь строгую законность, не называй это снятием с должности! Считай это досрочным лишением курульных атрибутов!

Здесь Красс, утомленный теснотой и мечтающий выйти поскорее из храма, прервал этот язвительный обмен репликами и предложил устроить публичный праздник благодарения в честь бескровного раскрытия заговора в стенах города, не упомянув при этом имени Цицерона.

– Раз уж ты выдвинул такое предложение, Красс, почему ты не предложишь заодно гражданский венок нашему дорогому Марку Туллию Цицерону? – съязвил Попликола.

– Ну уж это – явная ирония, – сказал Силан Цезарю.

– О-о, хвала богам, наконец-то он распускает собрание, – был ответ Цезаря. – Неужели он не мог устроить разбирательство в храме Юпитера Статора или Беллоны?

– Завтра здесь, во втором часу дня! – крикнул Цицерон под всеобщий стон, а затем быстро вышел из храма, взошел на ростру и произнес успокоительную речь перед огромной толпой, жаждавшей известий.

– Я не знаю, почему он так спешит, – сказал Красс Цезарю, пока они стояли, разминая затекшие мускулы и полной грудью вдыхая свежий воздух. – Ведь он не может сейчас вернуться домой. Его жена сегодня хозяйка праздника в честь Благой Богини.

– Да, конечно, – вздохнул Цезарь. – Мои жена и мать тоже там, не говоря уж о весталках. Думаю, и Юлия с ними. Она становится взрослой.

– Вот бы и Цицерон тоже повзрослел.

– Перестань, Красс! Наконец-то он в своей стихии! Дай ты ему насладиться его маленькой победой. Фактически это был не очень крупный заговор, и шансов на успех у него было не больше, чем у Пана в состязании с Аполлоном. Буря в бутылке, не больше.

– Пан против Аполлона? Но ведь Пан победил, не так ли?

– Только потому, что судьей был Мидас, царь Фригии. И за это Аполлон наградил его ослиными ушами.

– Судит всегда Мидас, Цезарь.

– Власть золота.

– Именно.

Они направились в верхнюю часть Форума. Их нисколько не интересовала речь Цицерона, обращенная к народу.

– Разумеется, и в твоей семье кто-то в этом замешан, – сказал Красс, когда Цезарь не пошел по Священной улице, а направился вместе с ним к Палатину.

– Ты прав. Одна глупая кузина и ее трое здоровенных неотесанных сынков.

– Ты думаешь, она будет в доме Луция Цезаря?

– Конечно нет. Луций Цезарь тщательно соблюдает формальности. У него сейчас под охраной находится муж его родной сестры. Поскольку моя мать на празднике в доме Цицерона, думаю, я загляну к Луцию и скажу ему, что иду навестить Юлию Антонию.

– Не завидую тебе, – усмехнулся Красс.

– Поверишь ли: я сам себе не завидую!

Цезарь услышал голос Юлии Антонии, еще не успев постучать в дверь очень красивого дома Лентула Суры, и расправил плечи. Ну почему именно сегодня понадобилось отмечать праздник Благой Богини? Все подруги Юлии Антонии собрались в доме Цицерона. Благая Богиня – не такое божество, которым можно пренебречь ради бедствующей подруги.

Трое сыновей Антония Критского ухаживали за своей матерью с терпением и добротой, удивившей Цезаря. Увидев Цезаря, она проворно вскочила и бросилась ему на грудь.

– О кузен! – зарыдала она. – Что мне делать? Куда я пойду? Они конфискуют все имущество Суры! У меня даже не будет крыши над головой!

– Оставь его в покое, мама, – сказал Марк Антоний, ее старший сын, отрывая пальцы матери, вцепившиеся в Цезаря, и усаживая ее обратно в кресло. – Сиди и постарайся держать себя в руках. Это не поможет нам выйти из создавшегося положения.

Юлия Антония повиновалась, вероятно, потому, что совсем выбилась из сил. Ее младший сын Луций, толстый и неуклюжий парень, сел в кресло рядом с ней, взял ее руки в свои и стал успокаивать.

– Теперь его очередь, – кратко пояснил Антоний и повел Цезаря в перистиль, где к ним присоединился средний сын Гай.

– Жаль, что Корнелии Лентулы составляют сейчас большинство из Корнелиев в сенате, – сказал Цезарь.

– И никому из них не хочется признаваться, что в семье появился изменник, – угрюмо отозвался Марк Антоний. – А он – изменник?

– Без всякого сомнения, Антоний.

– Ты уверен?

– Я только что это сказал! В чем дело? Беспокоишься, что тебя тоже сочтут замешанным? – спросил Цезарь, вдруг почувствовав тревогу.

Антоний густо покраснел, но ничего не ответил. За него ответил Гай, топнув ногой:

– Мы в этом не участвуем! Почему все – даже ты! – всегда думают про нас самое плохое?

– Это называется «заработать репутацию», – терпеливо объяснил Цезарь. – У вас троих ужасная репутация: игра, вино, проститутки. – Он с иронией посмотрел на Марка Антония. – А иногда даже и мальчики.

– Это неправда – то, что говорят обо мне и Курионе, – смущенно сказал Антоний. – Мы только делаем вид, что мы любовники, чтобы позлить отца Куриона.