Женщины Цезаря

Луций Сергий, умоляю тебя, передумай. Я знаю, ты не хочешь брать в армию рабов, но поверь мне: если ты примешь рабов в ряды своих солдат, у тебя будет целая лавина людей и за несколько дней ты добьешься полной победы. Все, что Рим может послать против тебя, – это четыре легиона, по одному от Марка Рекса и Метелла Критского и два под началом этого бездельника Гибриды.

Было предсказано, что три члена рода Корнелиев будут править Римом, и я знаю, что я – третий из тех троих Корнелиев. Я понимаю, что имя Сергий много древнее имени Корнелий, но ты уже дал понять, что предпочитаешь править не в Риме, а в Этрурии. В таком случае пересмотри свой взгляд на рабов. Я уже допускаю это. Пожалуйста, согласись и ты!

Цицерон закончил чтение при глубоком молчании. Казалось, никто даже не дышал в этой переполненной комнате.

Затем заговорил Катул, жестко и сердито.

– Лентул Сура, ты погиб! – крикнул он. – Ты потерял мое уважение!

– Я думаю, – медленно проговорил Мамерк, – что ты должен открыть свитки сейчас, Марк Туллий.

– Как? Чтобы Катон обвинил меня в подделке свидетельств? – спросил Цицерон, широко раскрыв глаза. – Нет, Мамерк, они останутся запечатанными. Я не хочу дразнить нашего дорогого Катона, как бы прав я ни был, открывая эти письма.

Претор Гай Сульпиций тоже здесь, как заметил Цицерон. Хорошо! Пусть не думают, что у него есть любимчики. Нельзя давать Катону повода для обвинений.

– Гай Сульпиций, пожалуйста, сходи в дома Лентула Суры, Цетега, Габиния и Статилия и посмотри, не держат ли они у себя оружие. Возьми с собой центурию Помптина. Пусть еще поищут в резиденции Порция Леки и в домах Цепария, Луция Кассия, Вольтурция, которые сейчас находится здесь. И Луция Тарквиния. Твои люди должны продолжить обыск, после того как ты лично осмотришь дома сенаторов-заговорщиков, потому что мне нужно, чтобы ты как можно скорее появился в сенате. Там ты сообщишь о результате обысков.

Никто не хотел ни есть, ни пить. Цицерон выпустил Цепария из шкафа и позвал аллоброгов из столовой. Если какой-то пыл и оставался у Цепария, то пребывание в душном шкафу погасило его. Чуть не задохнувшись в своей темнице, Цепарий вышел из нее, ловя ртом воздух.

Действующий претор – изменник! Ведь он и консулом даже был. Как же произвести хорошее впечатление тому, кого все считают выскочкой, «новым человеком», чужаком из Арпина? Цицерон подошел к Лентулу Суре, взял его вялую руку и крепко сжал.

– Пойдем, Публий Корнелий, – спокойно сказал он, – пора идти в храм Согласия.

– Как странно! – воскликнул Луций Котта, когда длинная цепочка людей устремилась через Нижний форум по лестнице Весталок к храму Согласия.

Лестница, высеченная в скалистом склоне Капитолия, отделяла храм от места, где казнили преступников. Именно по этой лестнице тела осужденных крюками стаскивали в Тибр.

– Странно? Что странно? – спросил Цицерон, все еще ведя за руку вялого Лентула.

– Как раз в этот момент подрядчики водружают на пьедестал новую статую Юпитера Всеблагого Всесильного в его храме. Давно пора! Прошло почти три года, с тех пор как Торкват и я давали ему клятву! – Луций Котта поежился. – Все эти предзнаменования!

– Сотни их было за твой год, – сказал Цицерон. – Я всегда жалел старую этрусскую волчицу, которую удар молнии лишил сосущего младенца. Мне нравилось выражение ее морды, такое собачье! Она давала Ромулу свое молоко, но не интересовалась им.

– Я никогда не понимал, почему она не давала молока обоим детям, – сказал Котта и пожал плечами. – А может быть, в легенде этрусков говорилось только об одном ребенке. Статуя определенно была выполнена еще до Ромула и Рема. Все-таки сама волчица сохранилась.

– Ты прав, – согласился Цицерон, помогая Лентулу Суре подняться по трем ступеням, ведущим ко входу очень низкого храма, – это предзнаменование. Я надеюсь, это к добру – Великий Бог смотрит на восток!

У входа он вдруг остановился:

– Edepol! Какая будет давка!