– Что тебя заставило говорить все это? – спросил Цезарь Красса, когда они шли по берегу Тибра, чтобы не тащиться через овощной рынок, который убирали после окончания торговли.
– Расхваливать достоинства Цицерона, ты хочешь сказать?
– Я был бы не против, если бы ты не спровоцировал его на такую длинную ответную речь насчет согласия сословий. Хотя признаю, слушать Цицерона приятно. Особенно после Помпея.
– Вот почему я сделал это. Мне отвратительно видеть, как все преклоняются перед Магном, как ему отвешивают почтительные поклоны. Стоит ему косо посмотреть на них – и они съеживаются, как побитые собаки. А Цицерон сидит рядом с нашим героем, совершенно поникший. И я подумал: почему бы не досадить Великому Человеку?
– Тебе это удалось. Ты сумел также не столкнуться с ним в Азии.
– Приложил к этому все силы.
– Поэтому, наверное, некоторые и говорят, что ты и Публий отправились на запад, чтобы не оказаться в Риме одновременно с Магном.
– Люди не перестают удивлять меня. Я ведь был в Риме, когда Магн вернулся.
– И меня люди не перестают удивлять. Кстати, ты знал, что не я – причина развода Помпея?
– Что? А разве не ты?
– На этот раз я абсолютно невиновен. Я не появлялся в Пицене уже несколько лет. Муция Терция столько же лет не была в Риме.
– Я пошутил. Помпей удостаивает тебя своей самой широкой улыбкой. – Красс чуть кашлянул – сигнал, что он сейчас коснется щекотливой темы. – У тебя не ладятся отношения с денежными волками, да?
– Я не подпускаю их к себе.
– В финансовых кругах утверждают, что из-за Клодия преторы в нынешнем году не получат провинций.
– Да. Но не из-за Клодия, идиота. Из-за Катона, Катула и остальных
– Я бы сказал, что ты научил их соображать.
– Не бойся, свою провинцию я получу, – спокойно сказал Цезарь. – Фортуна еще не покинула меня.
– Я верю тебе, Цезарь. Поэтому я хочу тебе сказать кое-что еще, чего я никогда не говорил ни одному человеку. Другие вынуждены просить у меня помощи, и я иногда соглашаюсь, а иногда отказываю. Но если ты не сможешь расплатиться с твоими кредиторами до получения провинции, обратись ко мне, пожалуйста. Я поставлю мои деньги на победителя.
– Без процентов? Да ладно, Марк! Как я смогу отблагодарить тебя, если ты достаточно могуществен, чтобы делать такие одолжения?
– А ты, значит, слишком горд, чтобы попросить.
– Значит, да.
– Я знаю, как упрямы Юлии. Поэтому я сам предложил. Даже сказал «пожалуйста». Другие падают на колени, умоляют. А ты лучше упадешь на меч, и это будет позор. Я больше не буду об этом говорить, но ты – помни. Ты не будешь просить, потому что это я тебе предложил и сказал «пожалуйста». Вот в чем разница.
В конце февраля Пизон Фруги созвал трибутное собрание и вынес на голосование законопроект об обвинении Публия Клодия. Результат был катастрофический. Со дна колодца комиция молодой Курион выдал такую речь, что все собрание отчаянно аплодировало ему. Затем возвели мостки и отгородили коридоры для голосования. Но туда ринулись несколько десятков горячих молодых членов «Клуба Клодия», возглавляемых Марком Антонием. Они заняли все коридоры, храбро противясь ликторам и чиновникам. Возникла угроза полномасштабного бунта. Тогда Катон взял дело в свои руки. Он взобрался на ростру и стал ругать Пизона Фруги за столь плохо организованное собрание. Гортензий поддержал Катона. После этого старший консул распустил собрание и вместо него созвал сенат.
В битком набитой курии Гостилия – голосовать явились все сенаторы – Квинт Гортензий предложил компромисс.
– Мне совершенно ясно, что значительная часть собравшихся здесь, от простых сенаторов до младшего консула, намерена судить Публия Клодия, чтобы он ответил за осквернение
– Я против! – крикнул Пизон Фруги с побелевшим от ярости лицом.
– И я тоже! – послышался тонкий вопль с заднего яруса.