Женщины Цезаря

– Дай мне разрешение на получение твоего жалованья завтра утром, и я принесу его тебе на Марсово поле. Было бы лучше поместить его здесь, но кто знает, что могут измыслить boni. Они действительно всерьез взялись за тебя, Цезарь.

– Знаю.

– Не думаю, – сказал Пизон, опять грозно хмурясь, – что тебе удастся заплатить этим негодяям хоть часть долга.

– Сегодня ночью я увижусь с Марком Крассом.

– Ты хочешь сказать, – удивился Луций Пизон, – что можешь пойти к Марку Крассу? Тогда почему ты не пошел к нему несколько месяцев назад? Годы назад?

– Он – друг, я не могу просить у него.

– Да, понимаю, хотя я сам не был бы таким упрямым. Но я – не Юлий. Для Юлия очень тяжело быть кому-нибудь обязанным, да?

– Да. Но он сам предложил. Так мне легче.

– Пиши разрешение, Цезарь. Ты не можешь послать за едой, а я умираю от голода. Так что я должен спешить домой. Кроме того, Рутилия будет волноваться.

– Если ты голоден, Пизон, я могу накормить тебя, – сказал Цезарь, принимаясь писать разрешение. – Моим слугам можно доверять.

– Нет, у тебя много дел.

Письмо было написано, сложено, и Цезарь запечатал его своим кольцом.

– Нет необходимости перелезать через стену, есть более достойный выход. Весталки уже разошлись по своим комнатам. Ты можешь выйти через их боковую дверь.

– Не могу, – ответил Пизон, – я оставил там тогу моего ликтора. Ты можешь меня подсадить?

– Я твой должник, Луций, – сказал Цезарь, когда они вышли в сад. – Будь уверен, я этого не забуду.

Пизон тихо хихикнул:

– А хорошо, что такие люди, как ростовщики, не знают всех ходов и выходов в домах римской знати! Мы можем драться между собой, как петухи, но как только кто-то чужой попытается пощипать наши перья, ряды смыкаются. Как будто я разрешу этому противному сброду наложить лапу на моего кузена!

Юлия легла спать. Прощание с ней прошло не так тягостно. С матерью было сложнее.

– Мы должны быть благодарны Луцию Пизону, – сказала она. – Мой дядя Публий Рутилий одобрил бы его поступок, если бы был жив.

– Непременно! Наш дорогой старик…

– Ты должен будешь очень потрудиться в Испании, чтобы отдать долги, Цезарь.

– Я знаю способ, мама, так что не волнуйся. Возможно, такие мерзавцы, как Бибул, попытаются провести какой-нибудь закон, разрешающий кредиторам взыскивать долг с родственников должника. Я должен позаботиться и об этом. Сегодня ночью я повидаюсь с Марком Крассом.

Аврелия удивленно посмотрела на сына:

– Я думала, ты не пойдешь к нему.

– Он сам предложил.

«О Bona Dea, Bona Dea, благодарю тебя! Твои змеи будут иметь молоко и яйца круглый год!» Но вслух она лишь сказала:

– Тогда он – настоящий друг.

– Мамерк будет замещать великого понтифика. Позаботься о Фабии и проследи, чтобы черный дрозденок не превратился в настоящего Катона. Бургунд знает, какие вещи для меня следует взять. Я буду на арендованной вилле Помпея. Он не станет возражать против компании теперь, когда ему приходится сидеть на голодном пайке.

– Значит, это не ты был с Муцией Терцией?

– Мама! Сколько раз я ездил в Пицен? Ищи пиценца – и ты угадаешь.

– Тит Лабиен? О боги!

– А ты быстро сообразила! – Он взял ее лицо в ладони и поцеловал в губы. – Позаботься о себе, пожалуйста.

Перелезть через стену Цезарю было легче, чем Луцию Пизону или Публию Клодию. Аврелия поглядела, как ее сын спасается бегством, потом повернулась и ушла. Было холодно.

Да, было холодно, но Марк Лициний Красс находился именно там, где Цезарь и предполагал: в своей конторе за Рынком деликатесов. Он усиленно трудился при свете такого количества ламп, какое могли выдержать его пятидесятичетырехлетние глаза. Шарф вокруг шеи, шаль на плечах.

– Ты заработал каждый свой сестерций, – сказал ему Цезарь, входя в просторную комнату так бесшумно, что Красс подскочил от неожиданности.

– Как ты вошел?

– Точно такой же вопрос я задал Луцию Пизону сегодня вечером. Он перелез через стену моего перистиля. А я открыл замок отмычкой.

– Луций Пизон перелез через стену твоего перистиля?

– Чтобы надуть судебных приставов, которые следят за моим домом. Те мои кредиторы, которые не были рекомендованы тобой или моим другом из Гадеса Бальбом, явились в трибунал Пизона с претензией на мое наместническое жалованье.

Красс откинулся на спинку стула и протер глаза.

– Твоя удача действительно феноменальна, Гай. Ты получаешь именно ту провинцию, какую хотел. И твои кредиторы обращаются именно к твоему кузену. Сколько тебе нужно?

– Если честно, я не знаю.

– Ты должен знать!

– Я забыл спросить об этом у Пизона.

– В этом ты весь! Если бы ты был другим, я бы бросил тебя в Тибр как худшего человека в мире. Но я нутром чую, что ты будешь богаче Помпея. С какой бы высоты ты ни падал, ты каждый раз приземляешься на ноги.

– Должно быть, больше пяти миллионов, потому что они просили все жалованье целиком.

– Двадцать миллионов, – тут же сказал Красс.

– Объясни.

– Четвертая часть от двадцати миллионов – неплохая прибыль, поскольку за три года у тебя набежал сложный процент. Ты, наверное, занимал три миллиона.