Женщины Цезаря

– Нет. Я пришел слишком поздно и не стал будить тебя, так что постель у меня была из соломы. Возможно, я позаимствую у тебя одну или двух лошадей, когда буду уезжать, но только до Остии. Магн, ты можешь приютить меня на несколько дней?

– С удовольствием, Цезарь.

– Значит, ты не поверил, что это я соблазнил Муцию?

– Я знаю, кто это сделал, – зло ответил Помпей. – Лабиен, неблагодарный! Пусть теперь попляшет! – Он жестом указал Цезарю на удобное кресло. – Поэтому ты и не навещал меня? И сказал мне лишь «ave» во Фламиниевом цирке?

– Магн, я – простой экс-претор! Ты – герой века. К тебе могут приближаться только консуляры, выстроившись в четыре ряда.

– Да, но с тобой я могу поговорить. Цезарь, ты настоящий солдат, не кабинетный начальник. Когда придет время, ты будешь знать, как умереть, – в доспехах, защищающих твое лицо и бедра. И смерть не найдет в тебе ничего, что нельзя было бы назвать прекрасным.

– Гомер. Как хорошо сказано, Магн!

– На Востоке я много читал, и мне это очень понравилось. Ты знаешь, со мной сейчас Феофан из Митилены.

– Большой ученый.

– Да, для меня это было важнее, чем тот факт, что он богаче Креза. Я взял его с собой на Лесбос и сделал римским гражданином – на агоре в Митилене, перед всем народом. Потом от его имени я освободил Митилену от дани Риму. Я очень хорошо ладил с местными.

– Так и должно быть. Кажется, Феофан – близкий родственник Луция Бальба из Гадеса.

– Их матери были сестрами. Ты знаешь Бальба?

– Очень хорошо. Мы познакомились, когда я был квестором в Дальней Испании.

– Он служил моим разведчиком, когда я сражался с Серторием. Бальба и его племянника я тоже сделал гражданами Рима. Но этих новых граждан оказалось так много, что я разделил их между моими легатами, чтобы сенат не подумал, что я лично раздаю гражданство половине Испании. Бальб-старший и Бальб-младший теперь Корнелии. Думаю, по имени Корнелия Лентула, но не того, которого сейчас зовут Спинтер. – Он весело рассмеялся. – Люблю остроумные прозвища! Вообрази, тебя называют в честь актера, знаменитого исполнителя второстепенных ролей! Это так точно выражает мнение людей о человеке, не правда ли?

– Конечно. Я сделал Бальба-старшего моим praefectus fabrum.

Живые голубые глаза Помпея блеснули.

– Дальновидно!

Цезарь открыто смерил Помпея взглядом.

– А ты хорошо выглядишь для своих лет, Магн, – заметил он с усмешкой.

– Сорок четыре, – объявил Помпей, самодовольно похлопывая себя по плоскому животу.

Он действительно хорошо смотрелся. Восточное солнце сделало почти незаметными его веснушки и осветлило копну ярко-золотистых волос – все таких же густых, с легкой завистью подумал Цезарь.

– Ты должен будешь дать мне полный отчет о том, что происходило в Риме в мое отсутствие.

– Я думал, что ты уже оглох от обрушившихся на тебя новостей.

– Что? От таких самовлюбленных пискунов, как Цицерон? Ха!

– Мне казалось, вы друзья.

– У политика нет настоящих друзей, – медленно проговорил Великий Человек. – Он дружит с теми, с кем целесообразно поддерживать отношения.

– Вот это правильно, – засмеялся Цезарь. – Ты, конечно, слышал про суд над Рабирием?

– Я рад, что ты вонзил нож в Цицерона. Иначе он продолжал бы болтать о том, что изгнать Катилину важнее, чем завоевать Восток! Заметь, у Цицерона есть свои цели. Но он, кажется, считает, что и у других достаточно времени, чтобы строчить длиннющие письма, какие пишет он. В прошлом году он сотворил для меня подобное послание, а я отделался несколькими строчками. И что же он делает? Выражает недовольство! Обвиняет меня в холодности! Ему следовало бы поехать управлять провинцией, тогда бы он узнал, как сильно может быть занят человек. Но он предпочитает удобно возлежать на ложе в Риме и советовать нам, военным, как воевать. В конце концов, Цезарь, что он сделал для Рима? Произнес несколько речей в сенате и на Форуме, а покончить с Катилиной послал Петрею.

– Очень емко изложено, Магн.

– Но теперь, когда они решили, что делать с Клодием, я должен узнать дату моего триумфа. По крайней мере на этот раз я поступил умно и распустил армию в Брундизии. Они не смогут сказать, что я сижу с армией на Марсовом поле, пытаясь шантажировать их.

– Не рассчитывай, что они назовут тебе дату твоего триумфа.

Помпей выпрямился в кресле:

– Что ты сказал?

– С тех пор как boni услышали, что ты возвращаешься домой, они что-то замышляют против тебя. Они намерены отказывать тебе во всем. Они не собираются ратифицировать твои мероприятия на Востоке, или признавать предоставленные тобой права гражданства, или давать земли твоим ветеранам. И я подозреваю, что их тактика – держать тебя за пределами померия как можно дольше. Как только ты займешь свое место в сенате, ты лучше поймешь их намерения. У них есть блестящий плебейский трибун Фуфий Кален, и я думаю, он собирается налагать вето на любое предложение, если это предложение будет в твою пользу.