– Разумеется, Катон и Бибул были неприятно поражены. Но прочие, например Цицерон, думали, что ты наверняка уже в пути. Хотя у них и не было шпионов в Дальней Испании, чтобы выведать твои намерения. – Помпей нахмурился. – Цицерон! Что за позер! Ты знаешь, он набрался наглости, поднялся в сенате и объявил, что раскрытие заговора Катилины покрыло его неувядаемой славой! В каждой своей речи он обязательно упоминает о том, как он спас отечество.
– Я слышал, что ты подружился с ним, – сказал Цезарь, обмакивая хлеб в салатное масло.
– Это он хочет дружить. Он боится.
– Чего? – спросил Цезарь, отодвигаясь наконец от стола.
– Изменения статуса Публия Клодия. Плебейский трибун Геренний добился того, что плебейское собрание перевело Клодия из патрициев в плебеи. Теперь Клодий твердит, что намерен баллотироваться на должность плебейского трибуна – чтобы отправить Цицерона в вечную ссылку за казнь римских граждан без суда. Это новая цель в жизни Клодия. И Цицерон белеет от страха.
– Ну что ж, могу понять, что такой человек, как Цицерон, приходит в ужас от нашего Клодия. Клодий – это стихия. Не совсем сумасшедший, но и не вполне в уме. Однако Геренний неправильно использовал плебейское собрание. Патриций может стать плебеем только в результате усыновления.
Миниций вошел, чтобы убрать со стола, и разговор прервался. Цезарь был рад этому. Пора переходить к делу.
– Сенат все еще обсуждает сборы азиатских налогов? – спросил он.
– И конца этому не видно. Из-за Катона. Но как только Целер прекратит регистрацию кандидатов, я пошлю моего плебейского трибуна Флавия к плебеям с моим законопроектом о земле, выхолощенным из-за этого назойливого дурака Цицерона! Ему удалось удалить из закона все общественные земли старше трибуната Тиберия Гракха. И потом он объявил, что ветераны Суллы – те самые, что связались с Катилиной! – должны сохранить свои земли. И что Волатеррам и Аррецию следует позволить удержать их общественные земли. Поэтому бо́льшую часть земель для моих ветеранов придется выкупать, а деньги для этого взять из налогов с Востока. И моему бывшему зятю Непоту пришла в голову потрясающая идея. Он предложил отказаться от портовых сборов и налогов по всей Италии. И сенат посчитал это замечательным. Он получил
– Умно! – оценил Цезарь. – Это значит, доход государства от Италии снизится до двух статей – пятипроцентный налог на освобождение рабов и рента с общественных земель.
– Я хорошо выгляжу на этом фоне, не правда ли? Кончится тем, что казна не увидит ни одного лишнего сестерция от моей работы – с потерей портовых доходов и потерей
– Ты знаешь, Магн, – сказал Цезарь недовольно, – я всегда надеюсь на то, что придет день, когда все эти умные люди начнут думать о родине больше, чем о мести врагам. Каждый их политический шаг нацелен на то, чтобы кого-то ущемить и покарать, или на то, чтобы защитить привилегии очень немногих. Почти ничего не делается ими ради Рима или его владений. Ты очень постарался, чтобы увеличить владения Рима и набить его общественный кошелек. В то время как они очень постарались поставить тебя на место – за счет бедного Рима. В письме ты говорил, что я тебе нужен. И вот я здесь к твоим услугам.
– Миниций! – рявкнул Помпей.
– Да, Гней Помпей? – с готовностью откликнулся хозяин гостиницы.
– Принеси нам письменные принадлежности.
– Однако, – заметил Цезарь, закончив писать короткое письмо, – думаю, будет лучше, если петицию с просьбой зарегистрировать мою кандидатуру
– А почему я не могу огласить твою петицию? – спросил Помпей, которому не понравилось, что Цезарь предпочел Красса.
– Потому что я не хочу, чтобы
– Да, я понял, – сказал Помпей, немного успокоившись. – Я только не хочу, чтобы ты сотрудничал с Крассом теснее, чем со мной. Я не против того, чтобы ты помог ему с законами о сборщиках налогов и взятках, направленными против всадников. Но сейчас намного важнее получить землю для моих солдат и ратифицировать договоры на Востоке.
– Согласен, – спокойно ответил Цезарь. – Отправь Флавия к плебеям, Магн. Это способ втереть очки некоторым.
В этот момент прибыли Бальб и Бургунд. Помпей радостно приветствовал гадитанского банкира, а Цезарь обратил внимание на крайне усталый вид Бургунда. Его мать сказала бы, что Цезарь жестоко обошелся с таким пожилым человеком, как Бургунд, заставляя его грести по двенадцать часов в течение двенадцати дней.
– Я ухожу, – объявил Помпей.
Цезарь проводил Великого Человека до выхода из гостиницы: