Женщины Цезаря

– Веди себя тихо. Пусть все думают, что ты борешься сам, без чьей-либо помощи.

– Крассу не понравится, что ты послал за мной.

– Может быть, он и не узнает. Он был в сенате?

– Нет, – усмехнулся Помпей. – Он говорит, что это слишком вредно для его здоровья. Когда он слушает Катона, у него начинает болеть голова.

Когда сенат собрался через час после рассвета в четвертый день июня, Марк Красс попросил слова. Луций Афраний милостиво позволил ему выступить и принял петицию Цезаря с просьбой разрешить ему зарегистрироваться in absentia.

– Это очень разумная просьба, – сказал Красс в конце довольно искусной речи, – которую сенат должен удовлетворить. Все вы хорошо знаете, что нет ни малейшего намека на недостойное поведение Гая Цезаря в его провинции. А именно недостойное поведение послужило причиной закона нашего консуляра Марка Цицерона о запрещении баллотироваться in absentia. Цезарь – человек, который все делал правильно, включая решение досадной проблемы, от которой Дальняя Испания страдала много лет. Гай Цезарь внес лучший и справедливейший закон о взыскании долга, и ни один человек, ни должник, ни кредитор, на это не жаловался.

– Конечно, это тебя не удивляет, Марк Красс, – нарочито медленно проговорил Бибул. – Если кто и знает, каково быть должником, так это Гай Цезарь. Вероятно, он и в Испании назанимал денег.

– В таком случае тебе лучше обратиться за информацией прямо к нему, Марк Бибул, – отозвался Красс, как всегда невозмутимо. – Если тебе удастся стать консулом, ты будешь по уши в долгах, чтобы подкупить выборщиков. – Он кашлянул, ожидая ответа, но, не услышав, продолжил: – Повторяю, это очень разумная просьба, которую сенат должен удовлетворить.

Афраний последовательно давал слово другим консулярам, которые все согласились с Крассом. Несколько действующих преторов хотели что-то добавить, но поднялся Метелл Непот:

– Почему сенат должен оказывать всяческое содействие этому общеизвестному гомосексуалисту? Разве вы забыли, как наш великолепный Гай Цезарь потерял свою невинность? Во дворце царя Никомеда, лежа на животе с царским пенисом в заднице! Делайте что хотите, отцы, внесенные в списки, но если вы согласны предоставить такому гомосексуалисту, как Гай Цезарь, привилегию стать консулом, да еще так, чтобы он не показывал в Риме своего красивого личика, то меня увольте от подобных решений! Я не делаю особых одолжений человеку с хорошо разработанным анусом!

Настала мертвая тишина. Казалось, никто не дышал.

– Возьми свои слова обратно, Квинт Непот! – резко приказал ему Афраний.

– Засунь их себе в задницу, сын Авла! – крикнул Непот, выходя из курии Гостилия.

– Писари, вычеркните все, что говорил Квинт Непот, – приказал Афраний, покраснев так, словно его вот-вот хватит удар. – Я заметил, что манеры членов сената Рима заметно деградировали за годы моего пребывания в этом органе правления, раньше считавшемся достойным уважения. Я запрещаю Квинту Непоту посещать собрания сената в те месяцы, когда у меня будут фасции. Кто еще хочет высказаться?

– Я, Луций Афраний, – подал голос Катон.

– Говори, Марк Порций Катон.

Казалось, Катону потребовалась вечность, чтобы успокоиться. Он переминался с ноги на ногу, не знал, куда деть руки, несколько раз глубоко вдохнул, пригладил волосы, поправил тогу. Наконец открыл рот и пролаял: