Женщины Цезаря

О, какой добрый, великодушный бог помешал ему? А ведь он мог воспользоваться ею, не зная, что она уже побывала в чьих-то руках! При этой мысли Катон содрогнулся и постарался подавить в себе отвращение. Цезарь. Гай Юлий Цезарь, худший из этой испорченной и развращенной компании аристократов. Что он нашел в Атилии, которую сам Катон выбрал только потому, что она была абсолютной противоположностью хорошо сложенной, смуглой, прелестной Эмилии Лепиде? Катон знал, что он немного туповат, потому что это вдалбливали ему с детства, но ему не пришлось долго отгадывать причину поступка Цезаря. Будучи патрицием, тот собирался сделаться демагогом, еще одним Гаем Марием. Сколько жен доблестных приверженцев традиций он соблазнил? Слухов ходило много. А он, Марк Порций Катон, еще даже не достиг сенаторского возраста… и все же его считают достойным противником. Это хорошо! Это говорит о том, что он, Марк Порций Катон, обладает силой и волей и может впоследствии приобрести большое влияние на Форуме и в сенате. Цезарь наставил ему рога! Ни на секунду не приходило Катону в голову, что причиной этого послужила Сервилия, поскольку он не знал о ее связи с Цезарем.

То, что начала смерть Цепиона, завершило предательство Атилии. Никогда не любить! Никогда, никогда не любить. Любовь означает бесконечную боль.

Катон не стал говорить с Атилией. Он просто позвал в свой кабинет управляющего и велел ему собрать вещи бывшей жены и выкинуть ее из дома, отослав обратно к брату. Несколько наскоро нацарапанных слов – и все. Атилия была разведена. И Катон не вернет ни сестерция из приданого распутницы. Сидя в кабинете, Катон слышал ее голос, вопли, рыдания, отчаянный зов детей, и все это время голос управляющего перекрывал все прочие звуки – от горестных криков до беготни рабов, торопящихся выполнить приказание хозяина. Наконец хлопнула входная дверь. После этого управляющий постучал в дверь кабинета:

– Госпожа Атилия ушла, господин.

– Пришли ко мне детей.

Ждать пришлось недолго, они вошли, сбитые с толку суматохой, не зная, что произошло. Оба ребенка были рождены от Катона. Он не мог отрицать этого даже теперь, когда его грызли сомнения. Порции исполнилось шесть лет. Высокая, худенькая, угловатая, с каштановыми волосами, густыми и вьющимися. У девочки были отцовские серые, широко расставленные глаза, его длинная шея, его нос, только поменьше. Катону-младшему – четыре года. Тощий мальчик, он всегда напоминал отцу, каким он сам был в те дни, когда этот выскочка-марс Силон высунул его из окна и грозился бросить на острые камни. Только Катон-младший рос скорее застенчивым, чем смелым, его легко было довести до слез. И, увы, уже сейчас было видно, что Порция умна. Она рождена маленьким оратором и философом. Бесполезные способности для девочки.

– Дети, я развелся с вашей матерью по причине ее неверности, – сказал Катон своим обычным жестким немелодичным голосом. – Она вела себя непристойно, доказав, что не может быть ни женой, ни матерью. Я запретил ей приходить в этот дом и вам не разрешаю видеться с ней.

Маленький мальчик едва ли понимал все эти взрослые слова, он почувствовал только, что случилось что-то ужасное и это касается мамы. Его большие серые глаза наполнились слезами, губы задрожали. Он не разрыдался только потому, что сестра вдруг крепко схватила его за руку – сигнал, что он должен держать себя в руках. А она, маленький стоик, готовая умереть, лишь бы доставить удовольствие отцу, стояла перед ним – преданная, несгибаемая, ни слезинки в глазах.

– Маму выслали, – сказала она.

– Можно и так сказать.

– Она еще гражданка? – спросила Порция неприятным голосом, очень похожим на голос отца.

– Я не могу лишить ее этого, Порция, да и не хочу. Я только лишил ее участия в нашей жизни, ибо она не заслуживает этого. Ваша мать – плохая женщина. Проститутка, шлюха, распутница, прелюбодейка. Она общалась с человеком по имени Гай Юлий Цезарь. Он – воплощение всего, что дорого патрициату: продажный, аморальный, устаревший.

– И мы никогда больше не увидим маму?

– Не увидите, пока вы живете под моей крышей.

Смысл взрослых слов наконец дошел до детей. И четырехлетний Катон-младший неутешно зарыдал:

– Я хочу мою маму! Я хочу мою маму! Я хочу мою маму!

– Плакать нехорошо, – сказал отец, – когда слезы льют по недостойному поводу. Ты будешь вести себя как настоящий стоик и перестанешь плакать. Это не по-мужски. Ты не должен встречаться с мамой. Порция, уведи его. В следующий раз, когда я буду разговаривать с вами, я хочу видеть мужчину, а не глупого сопливого мальчишку.

– Я объясню ему, – сказала Порция, глядя на отца со слепым обожанием. – Раз мы с тобой, папа, значит все хорошо. Мы больше любим тебя, чем маму.

Катон застыл.

– Никогда не любите! – крикнул он. – Никогда, никогда не любите! Стоик не любит! Стоик не хочет, чтобы его любили!

– Не думаю, чтобы Зенон запретил любовь, он порицал только недостойные поступки, – возразила дочь. – Разве неправильно любить все хорошее? Ты – хороший, папа. Я должна тебя любить. Зенон говорит, что это правильно.

Что же ответить на такие слова?