Женщины в Иране, 1206–1335 гг.

Важный эпизод оказания религиозного патронажа имел место во время регентства Дорегене-хатун (пр. 1241–1246). Ее поддержка религии, по-видимому, соответствовала политике, начатой Чингисханом и продолженной Угедэем, а именно благоприятствованию даосизму. В то же время следует помнить, что женщины покровительствовали этой религии еще до прихода монголов. Артур Уэйли в своем предисловии к «Путешествиям алхимика» говорит: «В 1207 году хинская принцесса Юань Фэй подарила храму Т’ай-хсю Куан, в котором жил Чанчунь полную копию даосского канона» [Waley 1931:16][384]. Так, согласно официальной политике монголов, с одной стороны, и следуя традиции религиозного покровительства со стороны женщин-правительниц, с другой стороны, Дорегене разрешила напечатать даосский канон [Cleaves 1960–1961; Rachewiltz 1981]. Однако, как мы видели выше, взаимодействие женщин с религией не означало автоматически политическую необходимость. Личные убеждения этих женщин влияли на религиозную жизнь монголов и находили сильное отражение в соблюдении женщинами религиозных обрядов. По этому поводу де Рахевильц предположил, что фаворитизм, проявленный к даосизму, и покровительство канону также были обусловлены особыми обстоятельствами жизни Дорегене-хатун [Rachewiltz 1993: 49]. Личное участие правительницы в покровительстве даосизму прослеживается даже во времена, предшествовавшие обнародованию эдикта. Перед тем как взять на себя управление империей, в последние дни жизни своего мужа, Дорегене тесно общалась с членами секты Цюань-чжэнь. В 1234 году, когда ее муж посылал военные экспедиции на Русь и укреплял контроль монголов над Северным Китаем, она подарила «полный набор даосских писаний» главе секты, сменившему знаменитого старого учителя Чанчуня [Там же: 45]. Поступая так, Дорегене не только следовала традиции предыдущей цзиньской царицы Юань Фэй и действовала в соответствии с религиозной политикой монголов, но и укрепляла положение женщин как покровительниц религии в монгольской державе.

Монголы быстро поняли политическое преимущество, которое давало религиозное покровительство. Они освобождали от налогов религиозных лидеров и учреждения на завоеванных ими территориях и строили культовые сооружения, которые придавали легитимность их правлению и служили физическим напоминанием оседлому населению о присутствии кочевой империи на их территориях. Географические условия требовали, чтобы новая империя отдавала предпочтение даосизму, особенно секте Цюаньчжэнь, которая имела сильные позиции в Северном Китае с конца двенадцатого века. Женщины также участвовали в этом процессе после обретения реальной власти в империи, издавая указы в поддержку даосского канона в Китае и оплачивая строительство медресе в Центральной Азии. Аналогичным образом, когда монголы пришли в Иран, женщины приспособились к новым религиозным обстоятельствам, с которыми они столкнулись.

В Иране, отражая общее отношение монголов к религии, патронаж характеризовался получением политических преимуществ за счет поддержки одной религии над другой. В ранний период существования ильханидского Ирана монголы, помимо ислама, отдавали предпочтение буддизму и христианству. Благосклонное отношение к христианству при Монгольском дворе не было для империи чем-то новым. Как мы видели, во время правления Гуюк-хана (пр. 1246–1248) чиновники-христиане получали преимущества при дворе, что вызвало напряженность в отношениях между мусульманами и христианами в центральной орде [Rawshan, Musavi 1994, II: 808; Karimi 1988–1989: 573; Boyle 1971:184,188]. Мункэ-хан, будучи сыном и мужем женщин-христианок, не придерживался такого одностороннего подхода. Как представляется, он отдавал предпочтение христианству, не обращаясь в него лично, но при этом и не допуская конфронтации с исламом. Мункэ иногда посещал мессу в обществе жены, но это не мешало ему финансировать проведение мусульманских праздников и быть упомянутом в персидских хрониках за «его щедрость по отношению к мусульманам», которая была «велика и безгранична» [Qazvini 1912–1937, III: 80; Boyle 1997, II: 600–601]. Некоторые из его жен пользовались определенным влиянием при дворе. Помимо регулярного участия в христианских ритуалах, одна из жен Мункэ (Кутуктай-хатун) также считала необходимым финансово поддерживать членов христианских общин, которые постоянно находились при ней. Гильом де Рубрук вспоминал о ее обычае распределять подарки между несторианскими монахами и христианскими священниками [Dawson 1955: 162]. Когда Гильом со своими спутниками собрался уезжать, она преподнесла им еще подарки, в основном шелковые туники и меха [Там же: 172].