Женщины в Иране, 1206–1335 гг.

Освобождение от налогов предоставлялось не только религиозным лидерам, но и некоторым подданным хана в знак его великодушия по отношению к ним. В качестве примера можно привести рассказ о том, как Чингисхан приказал освободить от налогов некоего старика за то, что тот снабжал путников водой из колодца [Waley 1931: 92]. Однако, как о том определенно говорит Джувайни, религиозные лидеры особенно выигрывали от такого фискального режима. Объясняя систему налогообложения, введенную монголами, он говорит, что выплаты производились в соответствии с обстоятельствами жизни человека, за исключением тех, кто был специально освобожден Чингисханом, таких как мусульмане — великие сайиды[381] и достопочтенные имамы, христиане, которых они называют эркеун, монахи и ученые (ахбар), и идолопоклонники — жрецы, которых они называют тойун, знаменитые тойун; и из всех этих классов людей — те, кто из-за преклонных лет уже не в состоянии зарабатывать на жизнь [Qazvini 1912–1937, II: 77–78; Boyle 1997, II: 599].

В христианских источниках также сообщается о финансовой поддержке, оказанной Чингисханом христианским общинам в Центральной Азии, и о предоставлении свободы вероисповедания всем членам общины [Polo 1903, I: 186; Jackson 2005: 100–101].

Монголы также финансировали строительство культовых сооружений. Это помогало завоевывать сердца подданных, но имело и другое важное последствие. Религиозные здания были неизменной частью ландшафта, свидетельствовали о великодушном характере правителя, повышали его престиж в глазах новых подданных и помогали узаконить его правление. Таким образом, оседлому населению показывали, что кочевники-завоеватели незримо присутствуют в городах, даже если они находились в походах далеко за их пределами. Сменявшие друг друга монгольские ханы заказывали и оплачивали строительство культовых сооружений в Северном Китае и в своей собственной столице Каракоруме, где культовые сооружения, принадлежавшие различным культам империи, росли как грибы[382].

В то время как освобождение от налогов, похоже, было политикой правителей-мужчин в отношении религии, женщины в ранней Монгольской империи также стали практиковать религиозный патронаж одновременно со своим восшествием на престол в 1240-х годах. Самой известной женщиной-меценатом в период становления империи была Сорхахтани-беки, которая дала 1000 серебряных балишей на строительство медресе в Бухаре под управлением шейха аль-Ислама Сайф ад-Дина Бухарского [Rawshan, Musavi 1994, II, 823; Boyle 1971: 200; Qazvini 1912–1937, III: 8–9; Boyle 1997, II: 552–523]. Этот дар упоминается и в более поздних источниках, таких как «Тарих-и Банакати», где говорится, что деньги были даны шейху для строительства хани-каха[383], и добавляется, что она также давала деньги обедневшим поэтам и тратила деньги на благотворительность (садака), подарки и земли для мусульманских шейхов. Эти более поздние источники упорно подчеркивают тот факт, что она оказывала финансовую помощь, несмотря на то что была верующей «из секты Иисуса» [Banakati 2000:400]. Открытое христианское исповедание хатун и ее покровительство исламским институтам произвели впечатление на мусульманских летописцев того времени. Трудно оценить, было ли это простой благотворительностью или частью осознанной политической стратегии. Как бы то ни было, эти действия, безусловно, принесли ей престиж и в конечном итоге обеспечили ей поддержку, когда она выдвинула своего сына Мункэ на трон в 1250 году. Ее репутация вышла за пределы исламских и монгольских земель и была воспета ближневосточными христианскими летописцами, такими как Бар-Эбрей, и запомнилась анонимному христианскому автору «Татарской реляции» [Budge 2003: 398; Skelton et al. 1965: 76].