Женщины в Иране, 1206–1335 гг.

Действительно, роль монгольских хатунов как покровительниц религии можно рассматривать как еще один этап развития традиции, которая не только предшествовала их появлению в Иране, но и продолжалась после установления там правления монгольской династии в 1335 году. В частности, среди таких местных династий, как джалаириды, музаффариды, сарбадары и куртиды, возникших после распада Государства Хулагуидов, покровительство религиозным храмам и исламскому искусству продолжало оставаться важным способом легитимизации правителей [Broadbridge 2008: 99–137]. Подобные практики были отмечены в периоды правления музаффаридов, тимуридов и сефевидов в Иране, и особенно среди женщин в Османской империи [Limbert 2004: 43; Thys-$enocak 2006; Bates 1993: 50–65][380]. Однако особенности Монгольской империи позволяют нам отметить некоторые различия между ней и другими династиями. Во-первых, тот факт, что монголы не были мусульманами на момент их прибытия в Иран, объясняет большее разнообразие видов покровительства религиям: христианство и буддизм рассматривались как потенциальные союзники перед лицом держав с многочисленным мусульманским населением. Во-вторых, в процессе исламизации, происходившей среди монголов, дихотомия между центром монгольского правления в Северо-Западном Иране и подчиненными мусульманскими династиями юга означала, что покровительство исламу развивалось сначала на периферии и постепенно перемещалось в центр по мере исламизации монголов, а мусульманские женщины из этих династий включались в состав правящей семьи.

Но если религиозный патронаж существовал среди женщин в исламском мире до прихода монголов, то к тому времени, когда новые завоеватели-кочевники обосновались в Иране и на Среднем Востоке, у них также существовала традиция религиозного патронажа. Любое исследование того, как функционировал религиозный патронаж в доимперской Монголии, ограничено тем фактом, что «Тайная история монголов», наш единственный источник по этому периоду, малоинформативна на этот счет. Единственный материал о нем содержится в рассказах об отношениях между Чингисханом и Теб-Тенгри. У исследователя создается впечатление, что политический лидер оказывал личную поддержку человеку, занимавшему пост религиозного лидера. На изучаемом этапе истории империи, кажется, уместнее говорить о личной благосклонности, а не об устоявшейся политике покровительства религиям в целом и шаманизму в частности. На самом деле, религиозное покровительство как характерная черта Монгольской империи появилось только после того, как чингизиды начали контролировать и управлять территориями, где преобладали другие религии, кроме шаманизма. Двумя основными религиями (или учениями), с которыми пришлось иметь дело новому монгольскому правителю, были буддизм и даосизм, которые соперничали за господство в Северном Китае и Центральной Азии. В начале существования империи покровительство религиям характеризовалось тем, что монгольский хан освобождал их от налогов и выделял деньги на строительство культовых сооружений. Такие меры характеризовали отношения Чингисхана с буддизмом и особенно с даосизмом. Некоторые из мер, принятых монголами, зафиксированы в работе, составленной знаменитым Елюем Чукаем (ум. 1243) и направленной против фаворитизма, проявляемого монгольским правителем по отношению к секте даосизма Цюаньчжэнь [Rachewiltz 1993: 136–171]. В этом важном рассказе китайского современника упоминается, что «буддийский монах или любой другой человек, проповедующий доброту, освобождается от налогов и разного рода повинностей» [Rachewiltz 1962: 29]. Критикуя впечатление, произведенное Чанчунем на Чингисхана, Елюй Чукай осуждает даосского учителя за то, что тот попросил императора освободить от поборов только членов его секты, не упомянув буддийских монахов [Там же]. Таким образом, этот источник изображает соперничество буддизма и даосизма за благосклонность хана, которое сохранялось до тех пор, пока Хубилай-хан и его жена Чабуй во второй половине XIII века не отдали предпочтение ламаистскому буддизму, выделив большие суммы денег на храмы и монахов [Polo 1903,1:319].