Женщины в Иране, 1206–1335 гг.

Захват этой орды со всеми слугами, стадами, шатрами и снаряжением внуки Чингисхана, несомненно, посчитали значительной потерей.

[Allsen 2001а]

Чтобы понять, какую влиятельную и важную роль играли монгольские женщины в политике Монгольской империи, как это было показано в предыдущих главах, следует выяснить, участвовали ли эти дамы в экономических процессах империи, и если да, то как. Однако написание экономической истории кочевых сообществ сопряжено с рядом трудностей, обусловленных отсутствием источников, связанных с экономикой империй, таких как завещания, торговые договоры, нотариальные документы и так далее. Отсутствие подобных документов вынуждает нас полагаться на те источники, которые мы используем для написания более общей истории Монгольской империи, и пытаться вычленить из них упоминания об экономике. В случае с женщинами империи задача усложняется еще более, поскольку информация об их деятельности, пожалуй, еще скуднее, чем то, чем мы располагаем по мужчинам. Чтобы обойти эту методологическую проблему, в настоящей главе основное внимание будет уделено базисному элементу жизни монгольских кочевников — орде. Учитывая центральное место орды в экономической жизни Монгольской империи, я считаю, что ее можно отнести к числу монгольских институтов, которые помогали подробно описать состояние имперской экономики, находящейся в постоянной трансформации.

Слово «орда» широко использовалось монголоведами в течение десятилетий для обозначения монгольского монаршего становища[205]. Тюркское слово, по-видимому, первоначально обозначало группу шатров, принадлежащих конной дружине хана, в центре которой стояла юрта правителя [Rachewiltz 2004: 454][206]. Персидские летописцы использовали его, когда указывали, где находился в определенное время правитель или другой член правящей семьи[207]. Однако это не означает, что точное значение слова всегда оставалось неизменным; иногда источники называют орду политическим образованием (подобно странствующему двору средневековых европейских королевств), в другое время — центром, обладающим экономической и военной значимостью[208]. Более четкое определение предложил Кристофер Этвуд, который определяет орду как «большие дворцы-палатки и лагеря монгольских принцесс, князей и императоров, которые служили центральным ядром их власти» [Atwood 2004а][209]. Таким образом, орда функционировала не только как ядро семейной и общественной жизни, но и как центр экономической деятельности, вокруг которого концентрировались отрасли коневодства, скотоводства и торговля[210]. Вероятно, будучи знакомыми с этим кочевым институтом еще со времени сельджуков, персидские историки не были особенно впечатлены ордой монголов [Durand-Guedy 2009: 75–101][211]. На самом деле, похоже, что орды существовали в Евразии в течение значительного периода ко времени начала монгольской экспансии. Возможно, подобно тому, как они переняли институт женского регентства, монголы переняли орду у династии Ляо, создав гарнизоны в Монголии во время своего правления в Северном Китае [Biran 2004а: 344; Rachewiltz 2004: 454].

Странствующий даосский монах из Северного Китая в рассказе о своем путешествии к Чингисхану в начале XIII века так описал орду:

Вскоре мы оказались внутри лагеря; здесь мы оставили наши повозки. На южном берегу реки стояли сотни и тысячи повозок и палаток… Орда по-монгольски означает «временный дворец», и паланкины, шатры и прочие великолепия этого лагеря, несомненно, поразили бы ханов древних хунну [Waley 1931: 71].

Этот рассказ аналогичен описанию современных историков и не только подчеркивает впечатляющие размеры лагеря, но и делает акцент на том, что такое жилище было типичным для кочевых империй степей, будь то хуннская, киданьская или монгольская держава. В XIII веке Гильом де Рубрук описал свою встречу с лагерем Бату в следующих выражениях: «Когда я увидел [орду] Бату, меня охватил страх, ибо его собственные дома казались огромным городом, вытянувшимся на большое расстояние и заполненным со всех сторон людьми на расстояние трех или четырех лиг» [Dawson 1955:126]. Ибн Баттута подобным же образом наблюдал, как мобильно передвигаются монгольские орды, во время своего визита на территорию Золотой Орды в XIV веке. Он писал: «Достигнув лагеря, они [монголы] снимали шатры с повозок и ставили их на землю, так как они были очень легкими, и то же самое они делали с мечетями и лавками» [Gibb 2005: 147]. Таким образом, орда включала в себя не только жилища монголов, но и места их религиозного поклонения, и пункты торгового обмена.