Женщины в Иране, 1206–1335 гг.

В ранний период жизни Чингисхана, до создания империи, самыми ценными товарами, которые могло накопить скотоводческое общество, были стада и люди. О первом в источниках сказано немного, однако стада были привязаны к людям, и если установить контроль над людьми, то можно было извлечь выгоду и из их скота. Как отметил Олсен, «политическая борьба, сопровождавшая формирование монгольского государства, была связана с контролем над людьми и стадами скота, а не над землей как таковой» [Allsen 1997а: 4]. Все большее число людей включалось в семью монголов, и этот ресурс находился в распоряжении монгольских женщин. Постепенно побеждая соперничающие племена, Чингисхан отправлял пленников в уделы разных членов правящей семьи [Atwood 2004а: Vladimirtsov 1948: 123–126]. Хотя источники расходятся по вопросу о количестве людей, приписанных к матери Чингисхана, она была включена в это распределение и получила больше подданных, чем сыновья Чингисхана[217]. Интересно отметить, что в ряде источников подчеркивается тот факт, что Оэлун оспаривала количество своих людей и, похоже, не хотела делиться ими со своим сыном [Rachewiltz 2004: § 242][218]. Жена Чингисхана получила тысячу человек, которые служили ее личной охраной, а две другие жены монгольского хана получили каждая в свою орду выделенных им людей [Thackston 1968,1: 75, 593–594, 613; 1998: 43, 272–273, 282].

По мере расширения империи увеличивалось количество подчиненных людей, находящихся в распоряжении женщин, а структура орд все более усложнялась. Массовое накопление богатства после военной экспансии означало, что к 1230-м годам монголам пришлось провести перепись населения для организации «взимания налогов, обеспечения воинской повинности и поиска культурных и технических специалистов» [Allsen 1997а: 6]. Однако, несмотря на такое изобилие, похоже, что только главные жены повелителя или военачальника имели долю богатств в своих личных ордах. Путешественники из оседлых обществ, которые не общались с алтайскими скотоводами, были впечатлены существованием этих женских лагерей и их организацией. В своей поездке ко двору Гуюка (ум. 1248) Карпини заметил, как четко разделялись орды разных женщин в лагере: «Когда у татарина много жен, у каждой из них есть свое жилище и хозяйство, и муж ест, пьет и спит один день с одной, а другой — с другой» [Dawson 1955: 17–18]. Особо отмечается, что та или иная орда принадлежала женам мужчины, в то время как наложницы или другие женщины в монгольском доме были лишены личных орд. Гильом де Рубрук дает нам более четкое представление о построении этих индивидуальных орд при Монгольском дворе, упоминая, что

замужние женщины сами управляют повозками при перевозке своих жилищ, и когда они выгружаются из повозки, группа кибиток, образующих их орду, распределяется иерархически с запада на восток в лагере, начиная с главной жены, а затем следуют остальные в соответствии с их рангами [Там же: 95].

Далее он описывает, как хан проводит одну ночь в орде одной из своих жен, и в этот день «там собирается двор, и подарки, которые преподносятся повелителю, кладутся в сокровищницу этой жены», тем самым проливая свет на распределение богатства среди этих дам [Там же: 96]. Похожие описания можно найти в рассказе Ибн Баттуты об уделах жен узбеков в Золотой Орде, где женщины сами управляли своими повозками [Dunn 1986: 168]. Он упоминает о том, что у хана было четыре главных хатун, которые распределялись по иерархии, подобной той, которую наблюдал Рубрук, и подтверждает то, что правитель проводил свои ночи последовательно с разными своими женами в их ордах [Defremery et al. 1962: 486]. «У каждой хатун была отдельная орда, и он посещал своих женщин по очереди; у каждой из них было свое имущество и люди, ей подчиненные» [Там же: 486–489].