Какой бы ни была первоначальная реакция женщин из низшего сословия на начало войны, вскоре большинство уже было против нее. Серьезные экономические трудности заметно усилили политическое недовольство городских низших классов. Цены на потребительские товары резко возросли; продуктов первой необходимости, таких как хлеб и сахар, стало не хватать. Когда стало очевидно, что война потребует от рабочих огромных жертв, а пользы принесет немного, стачечное движение возобновилось и быстро приобрело антивоенный оттенок. Ежедневно бастовали тысячи рабочих; в период с осени 1915 по осень 1916 года стачечное движение обошлось примерно в 4,5 миллиона потерянных рабочих дней, при этом ведущую роль в забастовках играли квалифицированные работники, например металлисты. Женщины по-прежнему были настроены менее воинственно, чем мужчины. Отрасли, в которых преобладали женщины, такие как текстильная, табачная и пищевая промышленность, куда во время войны хлынули новые и совсем молодые работницы (многим было всего по 12–14 лет), принимали в протестах военного времени относительно мало участия. Однако на металлообрабатывающих заводах и в других связанных с войной отраслях женщины и мужчины бастовали вместе. По мере того как стачечное движение политизировалось, некоторые из работниц, более образованные и опытные, чем их сестры в других профессиях, начинали говорить уже отчетливо женским голосом. Сотни из них призывали к уравниванию женской заработной платы с мужской на двух собраниях, состоявшихся в конце февраля 1916 года, что свидетельствует о растущей уверенности и настойчивости работниц.
В домашних ролях женщины низшего сословия тоже стали решительнее. Дефицит товаров и растущие цены в городах резко усложнили им задачу обеспечения семей. Весной 1915 года они начали протестовать против этих лишений — иногда сами по себе, иногда вместе с мужчинами или подростками. Продовольственные бунты прокатились по российским городам и поселкам. Работницы, солдатки и домохозяйки — жены рабочих, возмущенные ростом цен на товары первой необходимости, возглавили протесты. Обозленные отчаянием, они громили лавки торговцев, подозреваемых в спекуляции, и самовольно забирали товары по тем ценам, которые считали справедливыми. Женщины сопротивлялись попыткам полицейских и казачьих отрядов пресечь бунты, иногда защищались, бросая камни и кирпичи. Гнев женщин на купцов и торговцев, которых они считали грабителями народа, отражал растущее отчуждение низших классов России, а гнев на «богачей», пользующихся, по их мнению, привилегированным доступом к дефицитным товарам, усугублял растущую социальную поляризацию[152]
.Народное недовольство приняло политическую направленность. Когда женщины стали требовать от гражданских властей обеспечить их доступными товарами, власти ничего не ответили. В результате, по мере ухудшения ситуации с продовольствием, настроения в народе сделались резко антивоенными и антиправительственными. Согласно полицейским отчетам, между собой на базаре женщины горько жаловались: «На войне колотят мужей и детей, а дома хотят голодом уморить»[153]
. Не менее тревожным для властей было и то, что протесты женщин на рынке часто перекидывались в заводские цеха. На волне продовольственных беспорядков иногда тысячи мужчин и женщин на фабриках останавливали работу, требуя повышения заработной платы, снижения цен и прекращения войны.Критической точки положение достигло в Международный женский день, 23 февраля (8 марта) 1917 года. За зиму резко возросло количество как забастовок, так и их участников. Росло и число женщин, примкнувших к бастующим. Тон забастовок зачастую был отчетливо политическим. 23 февраля в Петрограде разгневанные женщины из рабочего класса — фабричные работницы и домохозяйки — устроили гигантскую демонстрацию, требуя хлеба и мира. Останавливаясь у тех заводов, которые еще работали, они призывали остальных присоединиться к ним. Рабочий Нобелевского машиностроительного завода в густонаселенном Выборгском районе Санкт-Петербурга вспоминал: