Женские убеждения

Сосе было сорок лет, она выглядела уверенной в себе, сексуальной. Фейт она сразу понравилась. Они легко нашли общий язык по поводу их общей миссии. Алехандра Соса знала довольно много ремесленниц почтенного возраста, которые возьмутся за плату обучить тем же навыкам сотню молодых женщин после того, как тех спасут и поселят на новом месте. Будут их наставницами. Деньги даст «Шрейдер-капитал», а агентство, которым Алехандра Соса руководит в Кито, займется непосредственной организацией процесса и распределением средств. Звучала она очень убедительно, а в конце добавила:

– Очень приятно с вами работать, Фейт Фрэнк. Вы – движущая сила добра.

Фейт обратилась к Эммету и его сотрудникам:

– Она мне очень нравится, но, разумеется, надо провести проверку. Все слышали про мошенничество с благотворительными средствами – тут нужен глаз да глаз. Не хочу попасть в такую историю.

– Разумеется, мы сделаем все необходимое, – заявил управляющий директор, а из задних рядов донесся голос его ассистента:

– Пусть кто попробует сказать, что проверка – это неважно!

Специалисты с двадцать шестого этажа выяснили, что у Сосы внушительный список достижений. Секретарь исполнительного комитета ЮНИСЕФ написал ей восторженное, едва ли не рыдающее рекомендательное письмо. А через неделю-другую пришла новость, что скромная операция по спасению прошла успешно, сотню намучившихся молодых женщин объединили в пары с женщинами постарше. Молодых временно поселили в многоквартирном доме в Кито, там они могли оправиться от потрясения и обучиться ремеслу, чтобы начать зарабатывать и вступить в новую жизнь. Еще до конца года, следуя предложению Фейт, одну из спасенных девушек предполагалось привезти в Штаты на конференцию, посвященную наставничеству, которая должна была состояться в Лос-Анджелесе: предполагалось, что она скажет несколько слов сразу после вступительной речи.

Фейт уже начала работать над этой вступительной речью, однако сейчас – давно уже наступил октябрь – пока она голая лежала под полотенцем на столе, а ее болезненно шлепали и мяли, она подумала: пусть-ка вступительную речь произнесет Грир Кадецки. Не только напишет, но еще и выступит. Грир дальновидна, умна, эмоциональна. Она прекрасно слушает и заставляет людей раскрыться: своим расположением она вызывает доверие. Вон сколько прекрасных речей она тогда написала для малых мероприятий. А кроме того, Грир постепенно становится зрелой личностью, и это выступление станет для нее важной вехой. Пусть напишет две речи, одну – для девушки из Эквадора, вторую – для себя. И в собственной речи наконец-то станет говорить от лица Грир Кадецки.

Фейт понимала, что Грир оказалась в патовой ситуации – это всегда происходит, если несколько лет проработать на одном месте. Ей нужны доказательства значимости того, что она делает, а не зыбкие заверения, что она не работает вхолостую. В противном случае у нее будет накапливаться недовольство, а значит, рано или поздно она уволится.

А вдруг они все уволятся, думала Фейт. Разумеется, на их место можно взять других: сотрудницы у нее увольнялись и раньше. Хелен Брэнд месяц назад стала штатным журналистом в «Вашингтон пост». Незаменимых нет, и все же каждый раз при уходе сотрудника она чувствовала болезненный укол и некоторое время горевала, а когда появлялся кто-то новый, она существенно взбадривалась, даже дыхание учащалось.

Отдай эту речь Грир, сказала она себе. Фейт часто вспоминала один разговор с Грир Кадецки – это было еще в начале их сотрудничества. Грир позвонила ей в слезах и сообщила, что у ее близкого друга случилась трагедия и она не сможет участвовать в первой конференции, над организацией которой все они трудились круглосуточно. Какой-то ребенок погиб, припомнила Фейт; кажется, брат бойфренда Грир? Дело давнее, подробности уже забылись. Помнила она только голос Грир в телефоне, та сказала: «Фейт?» – а потом расплакалась, а она, Фейт, с первого же слова начала ее утешать. Только они договорили с Грир, она набрала другой номер – пришлось прикрикнуть, оказать давление, чтобы залатать образовавшуюся дыру. Такое бывает, если ты руководишь фондом. Сперва утешаешь, а потом вынуждена давить и даже кричать.

А потом, несколько позже, Фейт услышала, как Грир просительным тоном говорит с кем-то по мобильнику. Фейт встревожилась, подошла к ней, спросила, все ли хорошо. Грир подняла глаза, кивнула, но судя по ее виду, все было плохо. В тот же день Грир появилась на пороге кабинета Фейт – в этом не было ничего особенного, все молодые сотрудницы рано или поздно оказывались у нее на пороге – зашла, села на диван и все Фейт рассказала. Тяжелое расставание с молодым человеком, с которым она встречалась еще со школы.

– Я не знаю, что делать, – пожаловалась Грир. – Мы так долго были вместе, считали, что это навсегда.

А потом она заплакала, безутешно, но негромко – Фейт почему-то вспомнились те времена, когда маленький Линкольн болел крупом.

Фейт выслушала, и хотя никакого готового рецепта предложить не смогла, она заверила Грир, что та может в любой момент прийти к ней на разговор.