Женский хор

Через минуту тридцать пять секунд после того, как я вошла к нему, я толкнула его на кровать, собираясь исполнить свой тщательно отрепетированный номер. Но в тот момент, когда я отвернулась, чтобы занять позицию отважного солдатика, подставив ему бедра и ягодицы для входа сзади, я почувствовала, как он положил руку мне на плечо и сказал:

– Посмотри на меня.

Я повернулась и села на колени, сжав бедра и прижав руки к лобку, чтобы он не увидел его.

Он сказал:

– Я хочу тебя, но я хочу тебя видеть…

*

Через час, после того как я попросила его погасить свет и заставила поклясться – что?  – что если он больше не хочет – да – что если так не пойдет – да – если он не может – ты бы это заметила – и если ему неловко – ты бы это почувствовала – он скажет мне об этом просто – не бойся – и позволит мне уйти в ночь, не заставляя смотреть ему в глаза – обещаю,  – я затаила дыхание, взяла его руку и направила ее к своей тайне.

*

Спустя вечность ласк мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, наши рты пожирали друг друга, наши руки пытливо исследовали наши тела, страх, желание и доверие перемешались, и я сказала ему: Иди сюда. Очень медленно, очень нежно, так, что его губы не отрывались от моих больше чем на секунду, он лег сверху, не трогая меня. Он промурлыкал:

– Когда ты была маленькая, ты смотрела фильмы плаща и шпаги?

– Нет, я обожала «Леди Оскар» [66] .

Его член уткнулся мне между ног.

– Ну, тогда держись.

*

Поздно ночью, утомившись и почти заснув, я лежала, прижавшись спиной к его животу и укутавшись его руками: одна лежала на моей груди, другая обвивала плечи. Я сказала:

– Мне хорошо. Я устала.

– Знаю. Лечить – это очень утомительно.

– О, сегодня я не многих спасла…

Он поцеловал мое плечо:

– Я сказал «лечить», а не «спасать».

– Непривычно.

– Лечить?

Губы едва двигались от усталости.

– Слышать, что я лечу.

– Понимаю.

– Ты тоже?

– Что я тоже?

– «Понимаешь». Добро пожаловать в клуб парней, которые понимают.

– Скольких ты уже знаешь?

– Ты третий.

– У меня конкуренция?

Я крепко вцепилась в обнимавшие меня руки, чтобы он не удрал:

– Нет, извини, но тебе так просто от меня не отделаться. Первый – это мой отец; второй – это был Энцо, мой тренер по айкидо.

– Был?

Я вздохнула и открыла глаза. Синеватые цифры радиобудильника слегка освещали наши руки.

– Он умер. Рак, неудачная операция.

– Для этого нужна хирургия?

– Нет. Я хочу заниматься гинекологической хирургией. И не для того,  – добавила я отчаянно и раздраженно, – чтобы «исправить» себя. Мне не нужно себя исправлять. Все и так хорошо, спасибо.

– Понимаю. Я видел.

Я закрыла глаза; из них полились слезы.

– Ты видел даже ночью? Ты не боишься, что на рассвете я превращусь в тыкву?

– Нет. Я боюсь не этого.

– Чего же ты боишься?

– Того же, чего и ты.

*

Именно из-за страха я боялась переезжать – даже через два года бесчисленных ночей, проведенных вместе. Именно из-за страха мы поругались вечером, когда я вернулась из больницы. Я, дура, поняла это только теперь. Тогда я только что узнала, что мне предстоит провести полгода в 77-м отделении. Я рвала и метала.

– Тебе будет полезно посмотреть на женщин, которые не лежат и спят, – сказал Жоэль, погладив меня по щеке.

– Не горю желанием.

– Понимаю. Есть какая-то особая причина?

Я открыла холодильник, достала начатую бутылку розового вина и налила себе стакан.

– Не горю желанием проводить время, уткнувшись носом в их бедра. Я предпочитаю, чтобы ты занимался моими.

– Конечно, но это тут совсем ни при чем и одно другому не мешает. Что тебя беспокоит?

– Не могу объяснить. Не хочу об этом говорить. Мне это противно, вот и все. Я создана для операций, а не для того, чтобы держать кого-то за руку.

– Ты говоришь глупости, Love.

– Что?

– Ты не «создана» ни для чего. Никто ни для чего не создан. Ты можешь сделать из себя все что хочешь.

– Как бы то ни было, я не хочу делать это.

– Понимаю. Но если ты позволишь мне высказать свое мнение, то, слушая женщин, ты лишь станешь лучшим хирур…

Вдруг, не знаю, что на меня нашло, я метнула стакан в стену и заорала:

– Черт! Не надо мне говорить, что мне делать со своей жизнью! Никто не будет мне говорить, что мне делать! Я не для того четыре года сражалась с этой толпой придурков мужчин, которые постоянно говорили мне, что мне делать, чтобы получить право на то же самое, когда я сюда вернусь, понимаешь? Убирайся! Вон отсюда! Я не хочу видеть тебя ни сегодня вечером, ни впредь! Вернешься, когда я тебе свистну! Понял? Понял?