— Детским психологом. Камилла была одной из моих пациенток, я несколько раз принимал ее, когда она была подростком, ее к нам направил их семейный врач — ему удалось убедить Мари-Луизу отвести ее к нам, чтобы помочь справиться с глубокой депрессией, вызванной частыми хирургическими вмешательствами. Я познакомился с Мари в тот день, когда она сопровождала Камиллу, пока Мари-Луиза мучила одного из психиатров, пытаясь выведать, что сказала Камилла… Теперь ты понимаешь, что мне есть в чем себя упрекнуть?
— Как это? Ты
— Конечно нет!
— И Мари ты не
— Нет, но я понял, что их связывает: Мари нужно было с кем-то поговорить, а поскольку прийти одна она не могла, она мне позвонила. Она страшно страдала. Я не мог повернуться к ней спиной и сказать: «Я не должен вас слушать». Мы поговорили. Мы много разговаривали. Постепенно… мы влюбились друг в друга. Эти отношения нельзя назвать безобидными. Хотя Мари и не являлась моей пациенткой, я был терапевтом ее дочери (которую она выдавала за сестру). Влюбиться в нее, позволить ей влюбиться в меня — это было преступление.
— Но ты ее не изнасиловал, черт побери! — воскликнула я и вскочила на ноги. — Ты пытался им помочь, ей и Камилле, вырваться из лап дракона, ты помог моей матери, ты сделал меня, признал и вырастил, так что
—
— Что? В чем —
— У тебя есть право простить своему отцу все, что хочешь. Но смирись с тем, что он себя в чем-то упрекает…
Отец посмотрел на Жоэля и наклонил голову, благодаря его.
— Хорошо. Что еще эта дура сделала?
— Она нас сковала цепями. На следующий день после твоего рождения я пошел в мэрию, чтобы заполнить признание отцовства. Мне ответили, что эту бумагу должна подписать мать ребенка. Я решительно направился к Мержи, с твердым намерением предупредить власти, если Мари-Луиза незаконно лишит твою мать свободы. Мари-Луиза меня впустила. Она сообщила мне, что ночью Камилла умерла от последствий операции. В глазах Мари-Луизы только Камилла имела какую-то ценность. Мари больше не была ее дочерью, она была ее рабыней. Ты бы тоже стала ее рабыней, ведь ты дочь рабыни и незнакомца.
— Ты хочешь сказать…
— Она взяла документ, вписала в него имя Камиллы и положила его передо мной на стол.
—
— Нет, — мрачно сказал Жоэль, — она хотела
— Точно. Заставив меня подписать эту бумагу, она получала над нами власть, над тобой и мной, удерживая нас при этом на расстоянии. Пойми: она не хотела от тебя избавляться, слишком много чести для тебя. Но я оказал ей услугу: я собирался заниматься тобой. И поскольку я отец ее внучки, я мог гарантировать исполнение всех касающихся тебя решений, которые принимались на семейном совете, который она возглавляла. Пока ты не достигла совершеннолетия, я не мог увезти тебя далеко.
— А самое главное, — вмешался Жоэль, — что этот документ официально подтверждал, что Камилла — женщина, и награждал ее героической ролью матери, умершей во время родов. Таким образом, Мари-Луиза выиграла во всем.
—
— Если бы я этого не сделал, ты бы считалась отказницей, потому что твоя мать, родив тебя…
— …не дала тебе своего имени. Тебя бы передали в социальные службы, а потом тебя бы удочерили другие люди, и ты бы никогда не узнала, кто твои родители. Я бы потерял тебя навсегда.
— Это…
Я долго не могла ничего сказать. Перепуганная Сесиль прижалась ко мне. Жоэль встал и зашагал взад-вперед по комнате.