Женский клуб

Вместо этого она пересказала историю из Талмуда, которую ей специально подобрал муж. Четыреста кувшинов с вином, принадлежавших раву Хуне, вдруг прокисли. К нему пришли другие раввины и советовали обратить внимание на свое поведение, чтобы понять, почему это произошло. Он удивился и спросил: неужели они думают, что он согрешил? Раввины ответили, что не хотелось бы, конечно, тыкать пальцем, но до них дошли слухи, что он бывает скуповат. Услышав это, рав Хуна твердо решил исправиться. И тогда, говорят одни, уксус снова превратился в вино. Другие – что цена на уксус поднялась и сравнялась со стоимостью вина.

История была нам очень кстати. Если можно было поправить случившееся с равом Хуной, то и у нас есть надежда. Мы тоже сможем все наладить, и то, что прокисло, вновь станет сладким. Зачем опускать руки? Мы способны положить конец смуте и непорядкам.

Довольная гулом согласия, наполнившим комнату, Ципора раздала листы бумаги и остро наточенные желтые карандаши.

– Я бы хотела, чтобы каждая из вас написала одну мицву, над которой хочет поработать в следующие месяцы, – сказала она. – Необязательно кому-то показывать. Это будет между вами и Всевышним.

Ципора решила быть смелее и добавить еще кое-что, подспудно адресованное Бат-Шеве.

– Помните, что нет такого греха, для которого невозможна тшува.

Она не стала говорить, что все эти метания между религиозностью и нерелигиозностью уж точно требуют самого серьезного покаяния.

Мы внимательно обозрели свои жизни в поисках того, что более всего нуждается в исправлении. Мы не хотели слишком легкой мицвы, чтобы не казалось, будто мы не желаем делать над собой усилие. Но опасались, что, если написать что-то позначительнее, например, что надо более точно соблюдать законы шабата, получится, будто раньше мы этого не делали.

– Помоги, – прошептала Хелен, наклонившись к миссис Леви. – Не могу ничего придумать.

– Ш-ш, тебя Ципора услышит. Напиши хоть что-нибудь, неважно что.

У нас было ощущение, будто мы торгуемся с Богом, предлагаем наши добрые дела в качестве залога за души наших детей. Мы обещали более добросовестно отдавать положенную десятину от доходов на благотворительность, больше времени изучать Тору, старательнее соблюдать кашрут. Мы будем больше почитать родителей, молиться с большим чувством, накормим голодных, оденем неимущих. И благодаря всему этому мы спасем наших детей и нашу общину.

Джослин Шанцер отлично знала, что ей следовало написать. Баночки с креветочным салатом плясали перед ее мысленным взором, и она уже оплакивала голодные ночи, ждущие ее впереди. Но час настал. Она доест последнюю порцию, что лежит в морозилке, – и на этом всё, больше никаких салатов.

Для Ципоры Ньюбергер все было яснее ясного. Ей, уж конечно, не нужно трудиться над тем, чтобы более серьезно соблюдать шабат или кашрут. Насколько ей известно, она, может, даже все шестьсот тринадцать заповедей соблюдает. И, чувствуя, как гордость разливается по телу, она содрогнулась от отвращения. Внутренняя скромность значила никак не меньше внешней. Ей нужно быть смиреннее, нужно стать столь же скромной в своих мыслях, как и в одежде, уподобиться Моше Рабейну, самому преданному и самому неприхотливому слуге Всевышнего.

– Я напишу: «Никаких сплетен». Это всегда хорошо, – сказала Бесси Киммель.

– Я тоже, – решила Дорин Шейнберг. – Теперь надо быть повнимательнее, когда станем болтать по телефону.

Мы оборачивались, чтобы подсмотреть, что написала Бат-Шева. Но она неотрывно смотрела прямо перед собой, целиком уйдя в свои мысли. Мы подумали: быть может, она догадывается, что мы чувствуем, и поэтому так погрустнела. Нас кольнуло чувство вины, но мы постарались отмахнуться от него. Бат-Шева вышла из оцепенения и быстро написала что-то на своей бумажке. Мы не знали, что именно, но у нас было немало вариантов. Несомненно, она могла раскаяться в своем романе на стороне, в том, что отошла от религии. Или, если взять недавние прегрешения, она могла бы подумать о своей манере одеваться или о том, как неуважительно общается со школьными раввинами, шутя с ними, называя их по имени. И уж конечно, она могла бы раскаяться в неподобающих беседах, которые вела с девочками.

– Возьмите эти листки и смотрите на них каждый вечер, чтобы не забывать данное себе обещание, – сказала Ципора.