Женский портрет

– Очень мило, у тебя удобная комната. – Изабелла толком не знала, что сказать. С одной стороны, нельзя было позволить Пэнси думать, будто она приехала из жалости; с другой, было бы бездарной насмешкой делать вид, будто она здесь, чтобы порадоваться за падчерицу. Посему она просто, через какое-то время прибавила: – Я пришла попрощаться. Уезжаю в Англию.

Бледное лицо Пэнси покраснело.

– В Англию! И не вернетесь?

– Я не знаю, когда вернусь.

– Ах, как жаль, – слабым голосом произнесла Пэнси. Она словно бы признавала, что у нее нет права критиковать Изабеллу, но в то же время не могла не выразить обиду.

– Мой кузен, мистер Тушетт, очень болен и наверняка при смерти. Я хочу повидать его, – объяснила Изабелла.

– Ах да, вы говорили, что он умирает. Разумеется, вы должны ехать. Папенька с вами?

– Нет, я отправлюсь в одиночестве.

Какое-то время девочка молчала. Изабелле частенько становилось любопытно, как падчерица видит их с мужем отношения, однако та ни разу – ни взглядом, ни полунамеком, – не давала знать, что замечает в них отсутствие тепла. У Пэнси, наверняка, имелись собственные соображения, и она вполне могла прийти к выводу, что есть на свете семьи, в которых супруги куда ближе друг другу, нежели ее папенька и мачеха. Впрочем, она и в мыслях не давала себе спуску и осудить свою заботливую мачеху решилась бы не скорее, чем величественного отца. Ее верное сердечко сжималось столь же верно, как если бы она увидела, что святые с портретов в монастырской часовне вдруг переглянулись бы с укоризной и покачали головами. Другое дело, что как не обмолвилась бы она и словом никому о последнем случае, ужасном феномене, так и старалась она не занимать мысли секретами жизней крупнее ее собственной.

– Вы будете так далеко, – сказала она.

– Да, очень далеко, но это не играет роли, – пояснила Изабелла. – Пока ты здесь, вместе нам все равно не быть.

– Да, но здесь меня можно навещать. Хотя вы приезжаете не больно-то и часто.

– Я не приезжала, потому что твой папенька запретил. Сегодня я ничего не привезла. Мне нечем тебя развлечь.

– Меня не надо развлекать. Папенька не этого желает.

– Тогда нет разницы, в Риме я или в Англии.

– Вы несчастны, миссис Осмонд, – сказала Пэнси.

– Не очень, хотя это неважно.

– Именно это я говорю сама себе: какая разница! Однако мне бы хотелось выйти отсюда.

– Я сама этого хочу.

– Не оставляйте меня здесь, – тихо продолжала Пэнси.

С минуту Изабелла ничего не говорила; сердце ее колотилось быстро-быстро.

– Ты уйдешь со мной сейчас? – спросила она.

Пэнси взглянула на нее с мольбой в глазах.

– Папенька просил меня забрать?

– Нет, это мое личное предложение.

– Тогда, я думаю, мне лучше остаться. Папенька не передавал посланий?

– Вряд ли он предвидел мой визит сюда.

– Он думает, что я пока не готова, – сказала Пэнси. – Однако с меня довольно. Женщины здесь очень добры; ко мне наведываются маленькие девочки, и есть среди них совсем малютки, очаровательные детки; еще эта комната… Сами же видите, все просто чудесно, но я уже готова, правда. Папенька хочет, чтобы я немного поразмыслила, а я уже и так надумалась.

– И к чему пришла?

– К тому, что нельзя разочаровывать папеньку.

– Это ты знала и прежде.

– Да, но теперь усвоила урок накрепко. Сделаю все, все, что угодно, – сказала Пэнси, а потом, когда она услышала собственные слова, лицо ее залила яркая, чистая малиновая краска. Изабелла все поняла, увидела, что маленькой девочки больше нет, что она побеждена. Повезло мистеру Эдварду Розье сберечь эмали!

Глядя в глаза девочке, Изабелла прочла в них мольбу – о снисхождении, о мягкости. Тогда она накрыла ладони Пэнси своей, как бы давая падчерице знать, что не стала думать о ней хуже, ибо столь быстрое падение защиты, сопротивления девочки, как тихо и спокойно отметила про себя Изабелла, лишь доказал, как она права. Пэнси не осмеливалась судить других, но судила себя. Она видела, как все обстоит на деле, но не имела призвания к борьбе с интригами. В печальном же уединении она исполнилась чего-то такого, что склонилась перед властью, опустив свою милую головку и прося лишь об одном, о милости. Да, как все же повезло Эдварду Розье сберечь хоть какие-то цацки!

Изабелла встала, подгоняемая спешкой. Время заканчивалось.

– Что ж, тогда прощай. Вечером я покидаю Рим.

Пэнси вцепилась в подол ее платья. Ее детское личико внезапно изменилось.

– У вас странный вид, вы меня пугаете.

– О, меня тебе бояться не стоит, – заверила ее Изабелла.

– Я боюсь того, что вы не вернетесь.

– Может, и точно не вернусь. Не берусь говорить.

– Ах, миссис Осмонд, не бросайте же меня!

Было видно, что она обо все догадывается.

– Мое дорогое дитя, что мне для тебя сделать? – спросила тогда Изабелла.

– Я не знаю… но я счастливее, когда думаю о вас.

– Обо мне ты можешь думать сколько угодно.

– Не тогда, когда вы столь далеко. Я боюсь, – призналась Пэнси.

– Чего?

– Папеньку… немного. И мадам Мерль. Она только что навещала меня.

– Нельзя такого говорить, – попеняла Изабелла.

– О, я сделаю все, как они хотят. Просто пока вы тут, это дастся мне легче.

Изабелла задумалась.