Женский портрет

– Наверное, как та, кого использовали. – Изабелла не ответила, и тогда графиня продолжила: – Их всегда тянуло друг к другу. Эта связь сохранилась и после расставания, когда эта женщина порвала с Осмондом… или когда ОН порвал с ней? Впрочем, он для нее всегда значил больше, чем она для него. Когда небольшой карнавал закончился, они заключили сделку: каждый получал полную свободу, однако должен был помогать другому всеми силами. Спросите, откуда мне известно подобное. Я наблюдала за ними. Оказалось, женщины куда лучше мужчин! Осмонду нашли жену, а он и пальцем не пошевелил; ради него из кожи вон лезли, строили козни, страдали, не один раз изыскивали ему средства, а в конце вышло так, что он от помощницы утомился. Она как старая привычка: случается, бывает ему нужна, но в остальном ему и без нее неплохо. И самое главное, она об этом знает. Посему вам не стоит ревновать! – весело добавила графиня.

Изабелла снова поднялась. Она задыхалась; все у нее внутри изнылось, а в голове гудело от новых знаний.

– Я вам премного обязана, – повторила она, а потом изменившимся тоном внезапно прибавила: – Откуда вам все известно?

Вопрос гасил всю радость от благодарности, выраженной Изабеллой. Графиня со скучающим видом посмотрела на невестку и воскликнула:

– Сойдемся на том, что я все выдумала! – Однако и сама тут же вдруг сменила тон; накрыв руку Изабеллы своей, сказала с мудрой, саркастичной улыбкой: – Теперь-то вы не откажетесь от поездки?

Изабелла слегка вздрогнула и отвернулась. Она чувствовала слабость, и ей пришлось опереться о каминную полку. Так она постояла с минуту, затем, не сдержав головокружения, уткнулась лбом в руку и закрыла глаза. Губы ее побледнели.

– Зря я все это рассказала, вам стало плохо! – воскликнула графиня.

– Ах, я должна повидаться с Ральфом! – простонала Изабелла, но не с обидой или пылкой страстью, на которые ее собеседница рассчитывала, а с огромной, бесконечной грустью в голосе.

Глава LII

Тем вечером отходил поезд, следовавший в Париж через Турин. После того как графиня покинула Изабеллу, та устроила быстрое и решительное совещание со служанкой, разумной, преданной и энергичной. В голове, если не считать поездки, билась одна мысль: нужно навестить Пэнси; от девочки Изабелла отвернуться не могла.

Она пока не виделась с падчерицей, и Осмонд дал понять, что встреча предстоит еще не скоро. Однако в пять часов Изабелла отправилась в высокое здание на узкой улице в квартале Пьяцца Навона, где ее приняла вратница обители, дружелюбная и раболепная женщина. Изабелла уже бывала в этом заведении прежде; приезжала сюда вместе с Пэнси повидать добрых сестер. Она знала, что эти женщины благожелательны, видела, что просторные помещения здесь чисты и светлы, а в ухоженном саду солнечно зимой и прохладно весной. Впрочем, место ей не нравилось, оно внушало мерзкий страх; она бы нипочем не провела здесь и ночи. Сегодня обитель как никогда производила впечатление хорошо оборудованной тюрьмы, ибо не имело смысла полагать, будто Пэнси может его покинуть. Откровение графини представило сие невинное создание в новом и жестоком свете, но вместе с тем побуждало протянуть девочке руку.

Вратница оставила Изабеллу дожидаться в приемной, а сама отправилась передать дорогой барышне, что к ней посетительница. Приемная являла собой просторное суровое помещение, обставленное с виду новой мебелью: большая, облицованная белым изразцом печь, восковые цветы под стеклом и гравюры религиозного толка на стенах. В прошлый раз это место больше напомнило о Филадельфии, чем о Риме, однако сегодня Изабелла ни о чем таком не думала. Комната казалась ей очень пустой и глухой.

Минут через пять вернулась вратница и привела с собой еще кое-кого. Изабелла встала, ожидая увидеть кого-то из общины, но, к крайнему своему изумлению, столкнулась с мадам Мерль. Это произвело на нее странное воздействие, ибо мадам Мерль и так уже не выходила у нее из головы, а ее появление во плоти было подобно тому, как если бы внезапно, и к большому ужасу, перед Изабеллой ожил портрет. Она и так весь день размышляла о лицемерии мадам Мерль, ее нахальстве, пронырливости и, возможно, страданиях, а когда сия женщина вошла в комнату, все те сумрачные вещи неожиданно озарило светом. Самим своим пребыванием тут она словно расписалась в преступлении, святотатственном злодеянии, преподнесла улику, как в суде. Изабелла почувствовала дурноту; ежели бы нужно было что-то произнести сей момент, она бы не нашлась. Впрочем, нужды такой она не ощутила. Напротив, нашла, что ей совершенно нечего сказать. В общении с мадам Мерль, однако, вообще никогда не приходилось себя к чему-то принуждать: своими личными качествами она как будто сглаживала недостатки компаньонов.