– Меня слишком утомило ваше незнание. Честно, мне было скучно, дорогая, оттого, что я вам этого не говорю. От того, что все это время мне хватало глупости не сделать этого! Ça me dépasse [68], ежели позволите, как вы благополучно не замечаете вещей вокруг. Это тоже своеобразная помощь, охранение блаженного неведения, которое мне, вообще-то, обычно не с руки. Как бы там ни было, моя добродетель, молчание ради братца, наконец себя исчерпала. Более того, это ведь не клевета, – неподражаемо добавила графиня. – Все было именно так, как я поведала.
– Я понятия не имела, – сказала Изабелла и подняла на нее взгляд, простодушный под стать признанию.
– Зато предполагали, хотя поверить было сложно. Вам не приходило в голову, что он лет шесть, а то и семь был ей любовником?
– Не знаю. Мысли были, и, возможно, вот что они значили.
– Насчет Пэнси она проявила чудесную смекалку. Неподражаемо! – воскликнула графиня, дивясь намалеванной ею же картине.
– О, мне и в голову бы не пришло, – продолжала Изабелла. – Ничего конкретного. – Она, похоже, прикидывала в уме, какие из догадок и предположений имели право жить. – И потому… я не понимаю.
Изабелла говорила встревоженным и озадаченным тоном, однако все же бедной графине казалось, что своим откровением должного эффекта она не произвела. Она-то думала разжечь ответное пламя, но едва ли сумела высечь искру. Изабелла проявила столь же малый всплеск потрясения, сколь какая-нибудь молодая женщина, известная фантазией, – узнавши красочно печальный эпизод из жизни кого-то постороннего.
– Разве не видите, что ЕЕ ребенка нипочем нельзя принять за отпрыска ее мужа? Я о господине Мерле, – снова заговорила собеседница. – Для этого он с супругой слишком долго прожил врозь, к тому же отправился в какую-то далекую страну, по-моему, в Южную Америку. Ежели у них когда и были дети, в чем я лично сомневаюсь, то все умерли. Сложившиеся условия, крайне деликатные, заставили Осмонда признать малышку. Его собственная жена умерла, все верно, но не достаточно давно, чтобы нельзя было не изгладить кое-какие расхожденья в сроках. Впрочем, подозрения сразу не возникли, о чем любовники позаботились. Ведь как все естественно смотрелось: бедная миссис Осмонд, втайне от мира, который не тревожат мелочи, оставила после себя
– Ах, бедная, бедная женщина! – вскричала Изабелла, обливаясь слезами. Она уже давно не роняла ни единой и теперь плакала навзрыд. Слезы свободно лились у нее из глаз, доставляя графине Джемини еще больше неудобства.
– Очень любезно пожалеть ее! – рассмеялась она. – Однако же вы своеобразны!..
– Выходит, он изменял супруге, да еще так скоро! – внезапно осекшись, догадалась Изабелла.
– От вас только и требуется, что следовать его примеру! – продолжила графиня. – Впрочем, я полностью согласна с вами, что все случилось слишком скоро.
– А мне он… мне?.. – Изабелла недоговорила: ей казалось, что она вопрошает в пустоту или саму себя, – хотя окончание вопроса можно было прекрасно прочесть по ее взгляду.
– Был ли он верен вам? Знаете, дорогая, это зависит от того, что назвать верностью. Сочетаясь браком с вами, Осмонд больше не состоял в любовной связи с другой женщиной. То есть в
– Да, – механически отозвалась Изабелла. – Такое прошлое…
– Сие прошлое минуло. Однако шесть или семь лет, как я сказала, они поддерживали связь.
Изабелла немного помолчала.
– Отчего же она тогда хотела поженить нас?
– Ах, дорогая, дело в ее превосходстве! У вас были деньги, и еще она верила, что вы будете добры к Пэнси.
– Несчастная женщина… Бедная Пэнси ее не любит! – воскликнула Изабелла.
– Вот почему она искала ту, которую девочка полюбит. Она знает о чувствах дочери к вам. Знает все.
– Она узнает о том, что вы мне все это рассказали?
– Зависит от того, расскажете ли вы ей. К этому она готова и знаете, на какое средство защиты рассчитывает? На то, что вы сочтете меня лгуньей. Возможно, вы уже сочли; не утруждайтесь и не прячьте этого. Вот только, так уж вышло, на сей раз я не лгу. Я много наговорила мелкой, глупой лжи, навредив лишь себе самой.
Изабелла сидела, оценивая историю, словно кипу диковинных товаров, разложенных цыганами на ковре у ее ног.
– Отчего же Осмонд так и не женился на ней? – спросила потом.