Изабелла задержалась всего лишь на мгновение – дабы окинуть напоследок взглядом его намеренно холодную и в то же время чрезвычайно выразительную позу, а после быстро оставила кабинет. Ее способности, энергия и страсть – все это вновь развеялось; чувство было, будто ее внезапно окутал стылый, сумрачный туман. Осмонд в совершенстве владел способностью вызывать в ней слабость. По пути назад в свою комнату Изабелла застала графиню Джемини в дверном проеме небольшого салона, где была собрана скромная коллекция разнообразных книг. В руках графиня держала открытый томик, но содержимое ей явно было безынтересно. Услышав шаги Изабеллы, она подняла взгляд.
– Ах, моя дорогая, – сказала графиня, – вы ведь такая начитанная, подскажите же, какую книгу почитать! Здесь все такое скучное!.. Как думаете, это вообще пойдет мне на пользу?
Едва взглянув на заголовок, Изабелла поняла, что это за книга.
– Боюсь, сие посоветовать не могу. Я получила дурные известия: мой кузен Ральф Тушетт умирает.
Графиня выронила книгу.
– Ах, он был такой душка. Я вам ужасно соболезную.
– Соболезновали бы глубже, знай вы все.
– Что еще мне надо знать? Вид у вас очень неважный, – прибавила графиня. – Должно быть, вы заходили к Ос-монду.
Еще полчаса назад Изабелла с большой холодностью бы выслушала даже намек на то, что она когда-либо станет ждать сочувствия от золовки, и лучшего доказательства ее смущению сейчас, чем то, с каким отчаянием она ухватилась за взволнованное внимание этой дамы, быть не могло.
– Я заходила к Осмонду, – подтвердила Изабелла, и графиня посмотрела на нее ясными, блестящими глазами.
– Тогда, уверена, он повел себя мерзко! – вскрикнула она. – Небось порадовался тому, что бедный мистер Тушетт умирает?
– Сказал, что моя поездка в Англию невозможна.
Уж коли были затронуты интересы самой графини, то ум ее быстро оживлялся; она уже предвидела, что ее пребывание в Риме вот-вот утратит свои блеск и яркость. Ральф Тушетт скончается, Изабелла впадет в траур, и не станет больше званых вечеров. Подобная перспектива нашла отражение в недовольной гримасе на ее лице, однако этой резвой и колоритной сменой черт ее разочарование и ограничилось. В конце концов, решила она, игра уже почти что сыграна; она и так уже порядком задержалась, злоупотребив гостеприимством. Да и потом, горе Изабеллы, такое глубокое, было ей достаточно небезразлично, и о своем она тут же забыла.
Дело было далеко не только в смерти кузена, и графиня быстро увязала несносное поведение братца с выражением в глазах невестки. Ее сердце забилось едва ли не в радостном предвкушении, ибо ежели она ждала увидеть крах Осмонда, то обстоятельства к тому располагали. Само собой, когда Изабелла уедет в Англию, сама она немедленно покинет Палаццо Рокканера; нипочем она не останется здесь с Осмондом. Тем не менее она страстно желала услышать, что Изабелла и верно едет.
– Для вас нет ничего невозможного, дорогая, – ласково проговорила графиня Джемини. – Иначе для чего богатство, ум и доброта?
– И верно, зачем? Чувствую себя до глупого слабой.
– Отчего же Осмонд говорит, что поездка невозможна? – спросила графиня, правдоподобно изобразив недоумение.
Однако стоило ей начать вот так расспрашивать Изабеллу, как та отпрянула и отняла руку, за которую графиня ее с таким теплом взяла. Впрочем, на вопрос она ответила с прямотой и горечью:
– Мы с ним так счастливы, что не можем разделиться и на пару недель.
– Ах, – вскричала графиня, а Изабелла отвернулась, – вот когда я желаю отправиться в путешествие, муж просто говорит, что не даст денег!
Изабелла вернулась к себе и там час мерила шагами комнату. Некоторым читателям может показаться, будто бы она не сильно утруждалась и для женщины высокого духа слишком легко позволила себя задержать. Ей мнилось, что лишь теперь она полностью осознала, какой это великий труд жить в браке: в случае вроде нынешнего, когда необходимо делать выбор, выбирать надлежало, разумеется, в пользу мужа. «Я боюсь, да, я боюсь», – не единожды повторяла она себе, резко останавливаясь. Однако боялась она вовсе не мужа – не его недовольства, ненависти, мести; и даже не собственной последующей оценки своего же поведения, мыслей, которая частенько сковывала ее. Уехать, тогда как Осмонд требовал остаться, было бы жестоко. Между ними вскрылся пролив непонимания, и тем не менее супруг желал покорности; мысль об отъезде Изабеллы приводила его в ужас. Возражения Осмонд ощущал очень тонко. Она знала, что он о ней думает, что скажет; и все-таки, при всем при том, они были женаты, а в браке женщина должна держаться мужчины, с которым стояла у алтаря, произнося торжественные клятвы.
Наконец она опустилась на диван и зарылась лицом в подушки.
Подняв же голову, увидела стоявшую над ней графиню Джемини. Золовка вошла совершенно незаметно; на ее тонких губах играла странная улыбка, а все лицо спустя прошедший час загадочно светилось. Можно сказать, она все это время собиралась с духом у окна, и вот сейчас решительно высунулась в него наружу.