Женский портрет

– А, я в это не верю, – отмахнулся Осмонд, разглядывая рисунок через увеличительное стекло. – Ральф умирал, еще когда мы женились. Он всех нас переживет.

Изабелла не стала тратить время и мысленные силы на то, чтобы оценить взвешенный цинизм его заявления. Она лишь продолжила, не ослабляя натиска:

– Моя тетушка прислала телеграмму. Я должна ехать в Гарденкорт.

– Зачем же в Гарденкорт? – спросил Осмонд тоном беспристрастного любопытства.

– Увидеть Ральфа перед смертью.

На сей раз муж некоторое время не отвечал, продолжая с пристальным вниманием заниматься работой, которая была из тех, что не терпят небрежения.

– Не понимаю, какая в том нужда, – сказал наконец Осмонд. – Он ведь приезжал и виделся с вами здесь. Мне это, признаюсь, не нравилось. Его пребывание в Риме казалось мне большой ошибкой. Однако я терпел, ведь вы вроде как виделись в последний раз. И вот вы объявляете, что все было совсем не так. Ах, что за неблагодарность!

– За что мне быть благодарной?

Гилберт Осмонд отложил утонченные инструменты, сдул пылинку с работы, медленно поднялся и впервые взглянул на супругу.

– За то, что я не стал вмешиваться, пока он был здесь.

– О, за это я благодарна. Прекрасно помню, как отчетливо вы дали понять, что присутствие Ральфа вам не по нраву. Я была только рада, когда он уехал.

– Ну так оставьте его в покое. Не бегайте за ним.

Изабелла отвела взгляд, задержав его на небольшом рисунке.

– Я должна ехать в Англию, – сказала она с полным осознанием того, что ее тон в своей настойчивости может показаться глупым раздражительному обладателю хорошего вкуса.

– Если поедете, мне это не понравится, – заметил Осмонд.

– И зачем бы мне обращать на это внимание? Вам не понравится, если я не поеду. Действуй я или бездействуй, вы останетесь недовольны. Вы любите подозревать меня во лжи.

Осмонд слегка побледнел и холодно улыбнулся.

– Так вы поэтому хотите ехать? Не для свидания с кузеном, а ради отмщенья мне?

– Месть меня не занимает.

– Зато меня занимает, – сказал Осмонд. – Так что не давайте мне повода.

– Вам любой сгодится. Только и ждете, когда я оступлюсь и совершу безумие.

– Ваше непослушание стало бы для меня даром небесным.

– Непослушание? – переспросила Изабелла низким и спокойным голосом.

– Давайте начистоту. Ежели покинете Рим сегодня, то это станет примером самого что ни на есть намеренного, расчетливого противления.

– Как можете вы называть его расчетливым? Я телеграмму-то получила каких-то три минуты назад.

– Значит, быстро просчитываете. Огромное достоинство. Не вижу смысла продолжать дискуссию: мою волю вы услышали. – И он посмотрел на нее, как бы заставляя взглядом уйти.

Однако Изабелла не пошевелилась. Как ни странно, она не могла сдвинуться с места; ей все еще хотелось оправдаться – Осмонд владел невероятной мощи силой вызывать в ней к тому потребность. Умел обращать ее же ум против нее.

– Воля ваша не обоснована, – заявила Изабелла, – а у меня для поездки есть все основания. Словами не выразить, как вы несправедливы ко мне, но думаю, вы знаете, как выглядите в моих глазах. Расчетливо здесь ваше противление. Оно зловредно.

Еще никогда она не говорила о супруге ничего хуже, и слышать такое для Осмонда было явно внове. Впрочем, удивления он никак не показал, и хладнокровие, очевидно, служило доказательством его убежденности: жена не сможет вечно противиться его гениальным усилиям и наконец покинет кабинет.

– Тогда оно тем более сильно, – ответил Осмонд и прибавил таким тоном, будто давал дружеский совет: – Это очень важный вопрос.

Изабелла сразу все поняла и полностью осознала, что напряжение между ними достигло пика. Тяжесть ситуации заставила ее быть осторожной; она не сказала ничего, а он продолжил: