и т. п.
A Тургеневъ глубоко задумался и пріхалъ въ Петербургъ, чтобы присутствовать на политическомъ процесс Южно-русскаго рабочаго союза, отдленномъ отъ «дла пятидесяти» двумя мсяцами. И въ высшей степени знаменательно, что сербскій переводчикъ «Нови» не нашелъ лучшаго способа комментировать этотъ политическій романъ, какъ — приложивъ къ нему предисловіемъ послднее слово С. И. Бардиной. Впослдствіи Тургеневъ посвятилъ памяти Софьи Перовской свой знаменитый «Порогъ».
У каждаго политическаго движенія есть свои мистики. Одинъ изъ нихъ, въ глухомъ сибирскомъ городк, уврялъ меня, что для русской женской эволюціи вообще, a для революціи въ особенности, апокалипсическое имя — Софья. Оно, дйствительно, чрезвычайно часто повторяется и въ боевыхъ революціонныхъ реляціяхъ: Софья Перовская, Софья Лешернъ, Софья Бардина, Софья Гинсбургъ, и въ лтописяхъ научнаго женскаго движенія: Софья Кавелина, Софья Ковалевская. Софь Перовской, какъ террористк, суждено было взять самую высокую ноту революціоннаго діапазона. Софь Бардиной — выпало на долю суммировать причины, сдлавшія русскую женщину душою революціи. Ея знаменитое послднее слово на суд — евангеліе той «мирной культурной пропаганды», которою дышало русское освободительное движеніе до перелома, ознаменованнаго выстрломъ Вры Засуличъ. Я позволю себ напомнить два мста изъ этой общей программы, гд Софья Бардина, какъ женщина, говоритъ за женщинъ:
— Относительно семьи я также не знаю: подрываетъ ли ее тотъ общественный строй, который заставляетъ женщину бросать семью и идти для скуднаго заработка на фабрику, гд неминуемо развращаются и она, и ея дти; тотъ строй, который вынуждаетъ женщину, вслдствіе нищеты, бросаться въ проституцію и который даже санкціонируетъ эту проституцію, какъ явленіе законное и необходимое во всякомъ благоустроенномъ государств; или подрываемъ семью мы, которые стремимся искоренить эту нищету, служащую главнйшей причиной всхъ общественныхъ бдствій, въ томъ числ и разрушенія семьи?
И — конецъ рчи, который хорошо и справедливо звучитъ еще и для нашихъ дней:
— Наступитъ день, когда даже и наше сонное и лнивое общество проснется и стыдно ему станетъ, что оно такъ долго позволяло безнаказанно топтать себя ногами, вырывать y себя своихъ братьевъ, сестеръ и дочерей и губить ихъ за одну только свободную исповдь своихъ убжденій! И тогда оно отомститъ за нашу гибель… Преслдуйте насъ — за вами пока матеріальная сила, господа; но за нами сила нравственная, сила историческаго прогресса, сила идеи, a идеи — увы! — на штыки не улавливаются!
Бардина, безъ ложной скромности, могла бы прибавить:
— A не улавливаютея идеи на штыки потому, что мы идемъ на штыки за идеи! И идемъ не однажды, не случайно, не мгновеннымъ порывомъ и вдохновеніемъ страсти, но изо дня въ день, годъ за годомъ, всю свою жизнь!