Теченія реалистической литературы, начиная съ Теофиля Готье, Флобера въ роман, съ Бодлера въ поэзіи, представляютъ собою какъ бы мужской бунтъ противъ тираннической опеки «барышни» надъ мыслью вка. До извстной степени, именно бунтомъ вызываются крайности натурализма, которыя ввела въ моду французская беллетристика посл второй имперіи, усердствуя въ нихъ съ преувеличенною настойчивостью и часто, надо сказать правду, безъ особойвъ-томъ необходимости. Это — крайности возстанія, крайности людей, мстительно разсвирпвшихъ на первопричины своего рабства. Реалисты, натуралисты сознательно и гнвно зачеркнули для себя семейную публику, гд «барышня» — центръ, идолъ, конечная цль, термометръ и барометръ домашняго культа и строя. Они пишутъ только для мужчинъ и для тхъ, сравнительно очень немногихъ, французскихъ женщинъ, которыхъ идейная эмансипація вка успла поставить на точку мужского міросозерцанія. Отсюда т капризныя бравады талантливаго Зола, едва-ли не геніальнаго Гюи де-Мопассана и др., что, при всемъ совершенств ихъ творчества., все-таки, вотъ уже слишкомъ сорокъ лтъ, держатъ французскую «настоящую литературу» въ зыбкой пограничности съ литературою «непристойной». Вкъ идеалистическвкъ лицемрій выработалъ предразсудокъ, что «знать все» — привилегія однихъ мужчияъ, и вотъ — литература, открывающая «все», тоже становится исключительно мужскимъ достояніемъ, запретнымъ въ силу обычая (по крайней мр, оффиціально!) для женскаго пола. Типъ «барышни» и брачныя метаморфозы, развивающіяся на подготовительной почв этого типа; — злйшіе враги и тормозы прогресса французской литературы. Въ буржуазныхъ семьяхъ авторы длятся на такихъ, чьи книги «можно забыть на стол въ гостиной» рядомъ съ цвтами, альбомами, бездлушками, и на такихъ, чью книгу оставить на столь добропорядочномъ и благонравномъ стол — чуть не уголовное преступленіе. Одинъ австріецъ французскаго воспитанія, путешествуя со мною по далматинскому побережью. усердно пряталъ отъ моей жены книги, взятыя имъ въ дорогу. Я думалъ, что это потайная и, очевидно, стыдная литература — по меньшей мр, какіе-нибудъ забубенные томы съ задворковъ порнографическаго издательства Оффенштадта или ему подобныхъ спекулянтовъ, и удивлялся охот нашего умнаго и даровитаго спутника засорять свои мозги такою дребеденью. Каково же было мое изумленіе, когда запретныя книги оказались романами Флобера, съ «Саламбо» во глав, «Rouge et Noir» Стендаля и «Mademoiselle Maupin» Теофиля Готье! У русскихъ дамъ этотъ эпизодъ вызоветъ презрительныя, a можетъ быть, и не совсмъ доврчивыя улыбки, но — да! невроятно, a оно такъ: Стендаль, Флоберъ, Теофиль Готье, Бодлэръ, Зола, Гюи де-Мопассанъ, Октавъ Мирбо и пр. заперты въ индекс librorum prohibitorum, въ незримомъ, но всмъ извстномъ каталог книгъ, которыя «нельзя забывать въ гостиной» и о которыхъ еще боле нельзя спросить французскую барышню: читали ли вы?
Цензурою постояннаго соображенія: годится ля для барышенъ? — объясняются низкій уровень и бдность выбора семейнаго чтенія во Франціи. «Настоящую литературу» добропорядочный буржуа не пускаетъ въ домъ, потому что ее неудобно забывать въ гостиной, a литература для барышенъ не нужна взрослымъ людямъ, ибо скучна выше всякаго терпнія, лишена правдоподобія и здраваго смысла. Французская провинціальная семья перестала читать, — говоритъ Реми де-Гурмонъ, — потому что г. Онэ глупъ, a г. Поль Абданъ не иметъ нравственности. Идеалы провинціи: ахъ, если бы къ генію Бальзака да чистоту Фенелона! Русскому читателю эти трагикомическія вожделнія напоминаютъ мечты Агаьи Тихоновны о женихахъ: вотъ кабы къ носу Подколесина да фягура Яичницы! Однако, подобныхъ желаній и разсужденій не чужды даже самыя передовыя семьи Франціи: я думаю, — уязвляетъ мимоходомъ Реми де-Гурмонъ, — даже до семьи г. Жореса включительно!
Что же читаетъ французская барышня? Изъ 133 молодыхъ образованныхъ двушекъ, опрошенныхъ Реми де-Гурмономъ о любимомъ ихъ автор, объявиля таковымъ: Расина — 19, Корнеля — 17, Боссюэта — 11, Севинье — 10, Мольера — 9, Ламартина — 8, Шатобріана — 7, Буало — 6, Лафонтена — 5, Гюго — 4, Фенелона — 3, Мэнтенонъ — 3, Малерба — 3, Ронсара — 2, Сталь — 2, Жюля Верна — 2, Мюссе — 2, Ростана — 2. По одному разу указаны: Вальтеръ Скоттъ, Эженя де Геренъ, m-me Сегюръ, Перро, Андерсенъ, Мишле, Монтэнь, Зинаида Флеріо, Толстой, Бюффонъ, Додэ, Сарсэ, Б. де Сенъ-Пьеръ, Гонкуры, Жуанвиль, Коппе, Паскаль, Карлъ Орлеанскій, — и одинъ нзъ новйшнхъ поэтовъ, «недавно умершій», котораго Реми де-Гурмонъ не называетъ, но, судя по намекамъ, вроятно, Поль Верленъ.