Французскій критикъ Реми де Гурмонъ доказываетъ очень искусно и остроумно, что международный типъ «барышни» родился во Франціи между 1800 и 1810 годами, представляя собою, такимъ образомъ, продуктъ новыхъ экономическихъ и нравственныхъ условій, созданныхъ въ обществ революціоннымъ переломомъ и ростомъ третьяго сословія. Въ XVIII вк «барышень» не было: были женщины-дти, выходившія замужъ въ 13–15 лтъ, и были «молодыя двушки», которыя, оставшисъ почему-либо безбрачными до двадцати лтъ и выше, вели приблизительно тотъ же образъ жизни, какъ ихъ юныя замужнія подруги, при весьма снисходительномъ отношеніи къ тому общества, воспитаннаго энциклопедистами въ здравомысленномъ уваженіи къ законамъ природы. Вольтеръ опредлилъ женскій вопросъ своего вка коротко, ясно и полно въ сатирической фраз «Вавилонской принцессы»: — Если двушекъ не выдаютъ замужъ, он выходятъ сами. Нсколько засидвшаяся въ двицахъ, молодая особа — обычная героиня изящной литературы XVIII вка, изъ которой добрыхъ трехъ четвертей нельзя дать въ руки современной барышн, и житейскихъ романовъ, о которыхъ намъ оставили мемуары господа въ род Жака Казановы. Экономическая перестройка Франціи Великою Революціей нанесла смертельный ударъ раннимъ бракамъ и, удлиннивъ для женщины выжидательный періодъ обязательной двственности, вызвала къ жизни ту борьбу съ поломъ по охранительнымъ началамъ идеалистической морали, что называлась въ XIX вк воспитаніемъ женщины и быстро выработала типъ «барышни» — прочный и устойчивый даже до сего дня.
Провряя русскій интеллигентный бытъ въ первое десятилтіе XIX вка, не трудно замтить, что въ немъ, отраженными лучами, совершается та же эволюція женская, что и во Франціи: падаетъ ранній бракъ, исчезаютъ галантные нравы, развивается охранительное идеалистическое воспитаніе. Это періодъ, когда вымираютъ женскіе
Вымираютъ не только лица, вымираетъ самый идеалъ честолюбиваго мужеподобія, порождавшій княгинь Дашковыхъ и ея многочисленныя копіи въ миніатюр. Вымираетъ женскій типъ, который, вырвавшись изъ душнаго периннаго плна допетровскихъ теремовъ и пьянаго плна ассамблей самого Петра Великаго, впервые взялся за умную книгу и попалъ въ разсудочныя объятія Бейля, Даламбера, Гиббона, Монтескье. Онъ велъ переписку съ Гриммомъ, Дидро и Вольтеромъ, вдохновлялъ «Наказъ» Екатерины II, сочинилъ рядъ малоталантливыхъ, но умныхъ и злыхъ комедій и сказку о царевич Хлор, обличилъ шарлатана «въ великомъ кофт«Каліостро и, въ лиц Дашковой, президентствовалъ въ «Россійской Де-Сіянсъ академіи». У домашняго очага этотъ женскій типъ и самъ жилъ несчастно: какому мыслящему существу могли дать счастіе странныя чудища, которыми сатирическая литература и мемуары изображаютъ намъ русскихъ мужей ХIII вка! — и длалъ несчастными свои семьи. Врне будетъ сказать, что онъ былъ заживо мертвъ, пока оставался прикованнымъ къ домашнему очагу, и просыпался къ жизни, только разорвавъ цпь и опрокинувъ очагъ. Устраивая государственные перевороты, законодательствуя, объявляя и ведя войны, интригуя при двор и посольствахъ, типъ русской политической авантюристики, за множествомъ вншняго интереса, ршительно не имлъ времени упражняться въ нравственномъ самосовершенствованіи. Философскія схемы морали онъ принялъ на слово, усвоилъ отлично и цитировалъ, по надобности, съ большою и изящною находчивостью. Но съ собственными чувственными страстями, обуревавшими слабую плоть, покуда бодрствовалъ мощный духъ, боролся плохо. Поэтому, властвуя, онъ раздарилъ въ крпость своимъ любовникамъ чуть не полъ-Россіи, a въ обществ отражался такимъ фантастическимъ спокойствіемъ убжденнаго разврата, что мткое слово итальянскаго историка, подхваченное впослдствіи Герценомъ, не безъ основанія характеризовало русскій XVIII вкъ, какъ «трагедію въ публичномъ дом«. Женщина екатерининской эпохи — большой, возвышенный, образованный и благожелательный умъ, заключенный въ распутнйшемъ и безстыднйшемъ тл. Теоретическая школа самоуправленія, квартирующая въ совершенно не признающемъ управленія, анархически буйномъ и первобытно чувственномъ организм. Вкъ высоконравственныхъ двочекъ, которыя, выростая, обращались въ куртизанокъ.
Прекрасныя слова, мысли и чувства добродтельной Софьи въ фонвизинскомъ «Недоросл«развиваются, съ еще большимъ краснорчіемъ, въ запискахъ самой Екатерины II и ея наперсницы Дашковой, — въ запискахъ любой изъ авантюристокъ эпохи, большого ли, малаго ли калибра. Нсколько лтъ назадъ мн посчастлиижлось открыть анонимный манускриптъ — автобіографію какой-то великосвтской сыщицы Екатеринина двора.[9]