Как нравственное правило, серьезность составляет необходимую душевную атмосферу для образования себя в духе этического принципа самосовершенствования. И женщине, уже от природы склонной к подобной серьезности, быть может легче, чем мужчине, встать на тернистый путь неуклонного совершенствования себя как человека. Как бы мало ни была развита та или иная женщина, но и у нее хватит ума, чтобы понять, что ее телесная красота, заботу о которой она считает чуть ли не первейшею своею заповедью, ибо красота и женственность для нее синонимы, должна вмещать в себе и высоконравственный дух, или же она, красота фигуры, останется втуне, если и не превратится в настоящее уродство, контрастируя с нравственным убожеством, с нищенством духа. Красивая внешне женщина, но бессодержательная внутренне, не выглядит привлекательной – в отличие от красивой куклы. И очень редко сознательно пренебрегает женщина от нее самой как от человека зависящим образованием себя в интеллектуальном, эстетическом и моральном отношении. Ни одна женщина, какой бы красавицей она ни слыла (а ведь о красоте, естественно, судят прежде всего по внешности), и тем более, если она слывет красавицей, не захочет слыть глупой (невежественной), лишенной эстетического вкуса или исполненной зла. Это, кстати, лишний довод против распространенного представления о «демонической» красоте: так же как красота гармонирует с благом, она дисгармонирует со злом. Если бы это не от нее самой зависело, женщина, быть может, и устрашилась трудностей, с таким самообразованием связанных, но ведь способность к безграничному самосовершенствованию – отличительнейшая способность человека, и пренебречь этой способностью женщина как существо изящное по натуре еще менее в состоянии, чем мужчина. Каждая женщина не иначе как болезненно, – в той или иной степени, разумеется, – ощущает кричащий и противоестественный по природе разрыв между красотой тела и уродством духа, – вернее, уродством души (душевным уродством), ибо духовное, нравственное, и уродливое – вещи несовместимые. Вот почему она так настойчива в своем умственном, художественном и моральном развитии. И чем женственнее она, тем настоятельнее в ней потребность «в просвещении быть с веком наравне». Ибо такое стремление быть с веком наравне во всех областях культуры – и в науке, и в литературе, и в искусстве, в высшей степени свойственное каждому мало-мальски думающему человеку, у мыслящей женщины (а уже одна красота ее обязывает ее к этому!) делается, я бы даже сказал, жгучей, жизненной, насущной потребностью. Во всяком случае в общекультурном отношений вы чаще встретите образованную женщину, чем образованного мужчину. Не следует только отождествлять образованность с ученостью. Перефразируя слова поэта можно бы сказать: Ученым можешь ты не быть, но образован быть обязан. Приходится же с сожалением констатировать, что как не всегда образованный человек учен (в той или иной специальной области), так и ученый далеко не всегда образован: досконально, быть может, разбираясь в своей специальности, он нередко обнаруживает редкое невежество в более или менее далеких от последней областях знаний. Эта опасность разрыва между ученостью и образованностью особенно велика в наше вреда, время крутой научно-технической революции, бесконечного умножения, углубления и специализации знаний, и поэтому о ней следует сказать во весь голос.