А ведь вы говорите, дорогой мой читатель, что не существует вовсе такой категории, как женственность, что есть просто человечность, и она одинакова как в мужчинах, так и в женщинах. Да, так оно, конечно, и есть: человечность есть человечность, но будучи равной самой себе, она отнюдь не равномерно распределена в мужчинах и женщинах. По моему глубокому убеждению, ее, как правило, неизмеримо больше в женщине, чем в мужчине, – именно вследствие бессмертного материнского чувства, передающегося от женщины к женщине с момента происхождения человека на Земле. Я не говорю уже о том, что самый идеал человечности не может не преломляться в женщине через призму ее особенном натуры, через призму особенностей этой натуры, особенностей вполне биологического происхождения и свойства, через призму ее естества, в свою очередь, разумеется, преломленного через призму ее же общественной и творчески-преобразовательной, нравственно-революционной природы как человека, этот идеал, повторяю, не может не воплотиться в том, что имеет название женственности.
Доброта
Женщина воспринимает принципы истинной человечности как свое кровное дело, ибо она растит в себе человека – как мать. Присущая ей от природы доброта абсолютно, понятно, не вяжется ни с какой жестокостью, ни с какой бесчеловечностью. Под добротой мы и будем понимать ту подпочву, на которой легче всего культивируются душевные качества, которые мы называем нравственными правилами и которые в своей совокупности образуют естественную психологическую почву для образования себя каждым отдельным человеком в духе этических принципов истинной человечности, верховных велений совести, нравственного закона. Говорят о женской сентиментальности, но эта сентиментальность есть на самом деле ее – женщины – извечная доброта – залог всего лучшего, что есть в натуре женщины, доброта, в которую изливается переливающая через край узкого семейного круга любовь женщины-матери, ее интимнейшее материнское чувство. В доброте материнское чувство распространяется, как уже говорилось, не только на ближайшее окружение женщины, и не только на трудовой класс, к которому она сама принадлежит, но и на все человечество, именно на трудовое человечество, как это ясно само собой, ибо невозможно быть одинаково добрым к угнетенному и к тому, кто его угнетает, как нельзя сочувствовать одновременно и порабощенному и поработителю, и жертве и палачу. Как раз напротив, испытывая добрые чувства к униженным и оскорбленным, мы одновременно испытываем гнев к унизителям и оскорбителям. Так было, так есть и так будет, пока существует на Земле строй эксплуатации человека человеком.
Женщина в большей мере, чем мужчина сохраняет в своем душевном облике непосредственность детства. Детская непосредственность души сопровождает женщину на протяжении всей жизни и недаром мы сплошь и рядом обращаемся с ней, как с ребенком. Однако своего высшего выражения детская непосредственность женщины достигает как и доброта, с которою она органически слита, в женщине-матери. И эта детская непосредственность души, являющаяся не чем иным, как оборотной стороной той же доброты, и определяет такую доминирующую черту характера женщины, какова правдивость – душевное условие для образования себя в духовном (нравственном) принципе совести.
Существует превратное представление о женщине как существе лживом, – вероятно потому, что она нередко обманывает надежды мужчин. Не вдаваясь в более подробную сравнительную оценку в этом смысле – в смысле лживости – характера мужчины и женщины, скажем лишь, что в пользу женщины говорит уже один этот факт детской непосредственности, ей присущей. А дети, как известно, не лгут (если они не фантазируют), – с единственным, впрочем, уточнением: если их к этому не принуждают насилием или угрозой насилия. Социальные условия, культивирующие насилие и ставящие женщин и детей в зависимое положение от произвола мужчины – мужа или отца, – обусловливают сплошь и рядом их лживое поведение. Вот почему, кстати, и содержание детей до окончания ими курса общего образования («среднего образования», по принятой терминологии) в обществе, основавшем свое благосостояние на общественной собственности на средства производства, должно взять на себя государство трудящихся. Но это только одна сторона дела. Другая же сторона состоит в том, что дети до того, как они вступают на трудовой путь, когда действует социалистический критерий труда и распределения «От каждого по способностям, каждому по труду», – должны быть поставлены в равные, возможно лучшие, условия жизни, воспитания и образования.